почти ничего – только шепот дедушки доносился от двери. По тону было понятно: гости хотели, чтобы он вышел на двор, а сам вызываемый упирался и отнекивался. Уверенность смешивалась с сомнениями, страх путал ноги решимости. Но в итоге после горячей, прочувствованной молитвы старый Галеви взялся за ручку – и шагнул в темноту.
Младший тут же бросился к окну. Нельзя было пропускать такое! Он аккуратно припал к ставне, не обращая внимания на попытки остальных шикнуть или поймать за ногу, устроился поудобнее, надавил на створку, чтобы обзор получился пошире. И увидел…
Кофе остыл, Цадик допил его с отвращением. Чашечка снова мягко звякнула на поднос, и бескуд уставился на нее, будто в этом звуке были сокрыты важнейшие тайны вселенной – или немыслимые богохульства. Ольгерд замер, стараясь дышать пореже, чтобы не сбить повествовательный настрой подчиненного.
– Понимаете, шеф, я ведь до того момента про Иных ни сном ни духом. – Цатогуа пожал плечами и сплел пальцы рук. – Дед мой был тот еще партизан, как выяснилось. Хотя в будущем, как я понимаю, именно мне планировали передать все те великие и страшные тайны, которые наследовались в семье из века в век. Но – позже. А вышло – раньше.
– Погоди, погоди, – нахмурился Ольгерд. – А почему Кадиш? И Галеви?
– Ну так это мое настоящее имя. – Движение плечами повторилось. – Кадиш и Цадик на самом деле – формы одного и того же слова. А Галеви… Я позже сам сменил на Фишмана. Вы поймете почему.
Глава Дозора поморщился – загадки его не столько интриговали, сколько раздражали. Он буркнул в ответ:
– Так ты хочешь сказать, что подслушал, как Иные допрашивают твоего деда? Они что, забыли поставить «сферу невнимания»? По идее, до инициации…
– Сложнее, – ухмыльнулся вдруг Цатогуа, – все было гораздо сложнее. И со «сферой», и с дедом, и со мной. Начать с того, что до меня Иных в нашей семье не случалось никогда. Ну, кроме, может, одного…
Утром шойхет не пошел на бойню. Впрочем, после такой ночи это не удивило никого. Кроме разве что пары покупателей, приехавших из другого штетла, но им вежливо, с уважением разъяснили, что лучше подождать. Они и ждали.
А дома, на кухне, сидя друг напротив друга за столом, дедушка и внук вели обстоятельную, важную беседу. И мир Кадиша постепенно, но неотвратимо становился глубже и сложнее с каждым словом.
Дед говорил про Древо сфирот, которое лежит в основе мироздания, и через кое Свет Творения проникает во Тьму Хаоса, создавая в ней сущее.
Дед говорил про сами десять сфирот, три первых и семь нижних, и что многое, связанное с ними, обстоит не совсем так, как пишут в священных книгах.
Дед говорил, что раз на сотню сотен случаев среди простых людей рождаются Шоним, Иные. И они могут видеть шесть сфирот создания, уложенных в слои, одну над другой, тогда как все остальные зрят только одну – действия, – и это тот мир, в котором мы живем. И чем сильнее Иной,
