вечер красота Хелен сияла особенно ярко. Темное бархатное платье мерцало в свете хрустальных люстр и подчеркивало природную грацию движений. Крошечная черная маска скрывала верхнюю часть лица, ярко-красные губы и белая кожа выразительно контрастировали с нарядом.
Картхэллоу заметил искреннее восхищение Тремейна.
– Кто она?! – громогласно провозгласил он. – Пусть я шут, но та, чье лицо однажды заставило выйти в море тысячу кораблей, достойна иного титула!
Мордекай Тремейн задумался, однако изнуренное возбуждением и двухчасовыми усилиями сознание отказывалось определить образ, воплощенный супругой художника. Единственное пришедшее на ум имя – Елена Троянская – казалось слишком очевидным.
– Намек, мой дорогой! – воскликнул Кархэллоу. – Я же дал подсказку!
Мордекай Тремейн растерянно молчал, и тогда художник триумфально объявил:
– Смуглая дама сонетов – вот кто стоит перед вами!
Красные губы под черной атласной маской сложились в улыбку.
– Не обижайтесь на Адриана, – попросила Хелен Картхэллоу. – Шутовской колпак и бубенцы все объясняют и оправдывают.
– Таинственная дама Шекспира, – продолжил Картхэллоу, обращаясь скорее в пространство, чтобы насладиться звучанием слов, чем адресуя послание собеседникам. – Незнакомка из неведомых далей, вдохновившая гения на постижение высот. Разве кто-нибудь способен назвать ее имя, определить мысли, перечислить любовников?
На мгновение Тремейну показалось, будто на его глазах происходит нечто невероятное. Лицо шута предстало безжалостной сатирической маской, мрачная красота Хелен Картхэллоу обрела черты настороженности, а темные глаза в прорезях маски взглянули с выражением мучительного ожидания. Разумеется, виде́ние было лишь абсурдной фантазией: вот муж взял жену под руку, и та улыбнулась. Они стояли рядом и сияли, как юные любовники.
Аниту Лейн связывало с Хелен Картхэллоу близкое знакомство, и скоро дамы погрузились в легкую беседу, которая неизбежно возникает между людьми, не нуждающимися в представлении. Картхэллоу посмотрел на обеих с преувеличенным смирением и повел Тремейна в сторону бара. Продолжение вечера явилось Тремейну в розовом тумане, изредка нарушаемом вспышками энергии, во время которых он пытался танцевать в плотной толпе, напоминавшей о праздновании великой победы.
Он проводил домой Аниту, в ужасе вздрагивавшую от мысли о предстоящем всего через несколько часов утреннем просмотре кинофильма. И наконец добрался до постели. Вечер вспоминался сверкающим смерчем из серпантина, воздушных шаров и фантасмагорических фигур. В сплошной пестрой массе выделялись лишь отдельные странные образы. Адриан Картхэллоу в шутовском колпаке с бубенцами, отплясывающий, словно школьник. Разгоряченное, полное энергии лицо Аниты Лейн. Роберта Ферхэм, осыпающая присутствующих пестрым конфетти из сумки почтальона.
Картхэллоу представил мисс Ферхэм – некрасивую девушку с волосами мышиного цвета, чьи невыразительные
