в ночи гомон птичий.Искупленья свершился обычай
Опустилась на мир тишина.
Захоронены в ней голоса,
От скорбей замолчавшие струны,
И будить их до времени трудно,
Прошлым вехам судьба – угасать.
Но тебя я во тьме различу,
Наполняя пространство звучаньем,
Поборю непрерывность молчанья,
Оживлю золотую свечу.
Я замысел смогу постичь нескоро…
Я замысел смогу постичь нескоро,
Молчание вселенной между нами,
Но светится души твоей менора
Семью великолепными лучами.
Ты исподволь заботишься о главном,
Пронизывая память поколений.
Ведет вперед горящий след в неявном
Переплетенье многих измерений.
Ставлю книгу на полку шкафа…
Ставлю книгу на полку шкафа —
Быль свиданий, нам Богом данных.
Мы не встретимся в Старом Яффо
И не будет прогулок дальних
По безлунному побережью…
Ждут иные пути, маршруты,
Но любовь я храню, как прежде,
Ожиданьем живу как будто.
Страсть мою переплавил в зрелость,
Был суровой судьбой отпущен.
Я разлуку принять сумела,
Мир из прошлого стал грядущим.
Возвращение сердцу мнится,
Где я буду иной, счастливой.
А пока бьюсь бескрылой птицей
В сердце белого Тель-Авива.
Горько пахнет ветвями еловыми…
Горько пахнет ветвями еловыми,
Ввечеру холодеет слегка.
Наполняется лицами новыми,
Каждый год оживает сукка.
От сердечной тоски избавление,
Для души долгожданный приют.
Ребе скажет благословение,
Долгожданные гости войдут.
Между прочих усевшись в собрании,
Нас вернут к обретенью начал.
Встанут звезды, осенние, ранние,
В каждом сердце зажжется свеча.
Ты сумрачен, как облачный закат…
Ты сумрачен, как облачный закат,
В твоих глазах отражена усталость.
Ты знаешь всех, но нет пути назад,
Туда, где жизнь счастливая осталась.
Грядущее давно предрешено,
Ждут в декабре тоскливые недели.
Спасенье в снах, где свет любви шальной,
И финский дождь слезами на Кармеле.
Я как будто застряла где-то…
Я как будто застряла где-то
И вернуться хочу скорей
Из объятых пожаром гетто,
Через трубы концлагерей.
Там, со всеми, кто был раздавлен,
Перемолот, сожжен в труху,
Часть судьбы моей – боли давней —
Перед вечностью на духу.
В каждом сердце – беды осколок,
Нам расстрельные рвы тесны.
Как же труден, тернист и долог
Покаянный
