этих стервецов? – раздался из кареты барственно-ленивый голос.
Стражник посмотрел на Лемета, на котором была грязная, но вполне добротная одежда ремесленника, перевел взгляд на мальчишку в краденом тряпье, до сих пор сжимавшего в руке камень.
Ребра Лемета ныли от жгучей боли, по лицу, в том месте, где он ударился о стену, щекотно ползла струйка крови.
Стражник направился к мальчишке.
Лемет схватил его за ногу, обутую в сапог.
– Сколько их было? – осведомился все тот же голос из кареты.
Стражник жестко глянул на мальчишку, затем на Лемета – и наконец едва заметно кивнул.
– Только один, лорд Мансерай, – вслух ответил он и выволок Лемета из проулка.
Стражник, в которого бросили камнем, двинулся к Лемету, обнажив меч. Лемет закрыл глаза и возблагодарил Создателя за то, что не все люди законченные мерзавцы.
Селина просыпалась медленно. Обнимая Бриалу, она наблюдала за тем, как скудные лучи осеннего солнца крадучись проникают в спальню.
Она помнила, как, бывало, в детстве спала допоздна, восстанавливая силы после изнурительного обучения искусству барда либо затянувшегося за полночь светского приема. Тогда Селина, свернувшись под невесомо мягкими одеялами, просыпалась от яркого солнечного света, заливавшего Вал Руайо, и с наслаждением мешкала, постепенно сменяя утехи сновидений на взволнованное ожидание того, что принесет новый день.
Так было до того, как на ее плечи легла ответственность за весь Орлей.
Теперь она вечерами при свете лампы читала отчеты и изучала документы, пока кровь не застучит в висках, пока не станет уже слишком поздно, чтобы выпить еще одну чашку чая. Тогда Селина валилась в постель и с силой зажмуривалась, силясь усмирить свое сознание, которое все металось от одной проблемы к другой, словно песик, гоняющий крыс в винном погребе. Просыпалась она задолго до рассвета, с неистово бьющимся от пугающих снов сердцем и сражалась со своими страхами до тех пор, пока в голову не приходила какая-нибудь идея, достойная того, чтобы встать с постели и ее записать.
И лишь когда рядом спала Бриала, разум Селины обретал недолгий покой.
Сейчас эльфийка тихонько посапывала во сне. Императрица рассеянно провела рукой по волосам своей тайной любовницы. Черные кудри Бриалы, казавшиеся серыми в предрассветной тьме, сейчас, когда солнце залило своим светом спальню, обрели легкий каштановый оттенок.
Грязно-бурые – так называла их Селина, когда Бриала прислуживала ей, будучи еще маленькой девочкой. Цвета лошадиного навоза, всего лишь безобразная тень золотистых локонов Селины. Тогда они были детьми, и Селина еще не знала ценности настоящего друга, которому можно доверять и который не противостоит ей в Игре.
Она перевела взгляд на шею Бриалы, туда, где пульсировала едва заметная жилка. Кожа эльфийки была темнее, чем у Селины, хоть она и редко бывала на свежем воздухе, и вокруг ее глаз не было следов густого
