перехватили с другой стороны.
– Давай, давай, Маус. Держись!
Меня запихали на заднее сиденье. Ворон достал шприц-тюбик, воткнул мне в бедро.
– Сразу надо было, – услышала я. И невнятный ответ Чумы, мол, времени не было. Потом машина тронулась. Меня качнуло, я громко застонала, но затем боль стала помаленьку стихать. Я погрузилась в забытье.
5
Пробуждение наступило очередной раз, правым глазом я увидела свет. Левый был плотно закрыт неприятно давящей повязкой. Боль оставалась, но вполне терпимая, несильная. Я слегка повернула голову (в ней что-то болезненно колыхнулось): ну конечно же, это наш госпиталь. По крайней мере, мы так называли эту подвальную комнатушку – с окном, самую светлую в подвале. В руку мне была вставлена канюля, сверху по трубке что-то капало. Рядом со мной вдруг оказался Зильбер. Это не позывной, а фамилия у него такая. Давно уже старый военный хирург сотрудничал с нашим ГСО. Ну просто на самом деле приходил, когда нужно было, а нужно было часто.
– Евгений Михалыч, – прошептала я. Зильбер скривил лицо.
– Лежи спокойно. Болит? Еще лекарства добавить?
– Да не, не сильно болит. Евгений Михалыч, что у меня с глазом?
Доброе лицо Зильбера, прорезанное морщинами, помрачнело.
– Глаз все, Маша. Глаза нет. Но жить будешь. Могло быть хуже.
Некоторое время я переваривала эту информацию. Вот, значит, как. Мне восемнадцать лет. Одного глаза уже нет, и это – навсегда. Но я вижу свет вторым глазом. Я жива. Могла вчера остаться там. Если бы не Чума – осталась бы точно… где она, кстати? Блин, надо ее поблагодарить – да даже и не знаю, не благодарят за такое. Только понятно, что теперь я Чуме обязана по гроб жизни.
– Евгений Михалыч, мне на работу завтра… сегодня ведь девятое?
– Да, сегодня девятое. С ума сошла – на какую работу? Мозг у тебя не задет, просто чудом, но повреждены кости черепа. Осколок из глазной впадины я вынул, но… считай, в рубашке родилась. Нет, завтра ты еще не встанешь, лежи и радуйся, что жива.
У меня на этот счет было свое мнение, но я промолчала. Пока, конечно, можно радоваться, что жива. Вот только если я и эту работу потеряю, все равно ведь зимой сдохну. И еще сдохнет Дана заодно. А ходить я могу – вчера с поддержкой и без обезболивающих вон сколько проперла.
– А с животом что у меня?
– Все остальное в норме, – он подвесил мне к капельнице еще какой-то флакон, – гематом много. Попадания в броню. Ушибы ребер, но кости целы, внутренние органы тоже.
Ну да. Лицо, несмотря на щиток – все равно уязвимое место. А граната есть граната, ничего не поделаешь.
Зильбер покормил меня супом. Для госпиталя у нас всегда откладывали продукты, чтобы раненых кормить. Я немного подремала. Потом явилась Чума с плохо отмытым лицом. Лицо будто осунулось, и в глазах что-то новое появилось. Настороженность
