Раздался металлический скрежет закрываемой щеколды.
– Здравствуйте, девочки! – скорчив зверскую, глумливую рожу, повторил Таз.
– Выйдите вон! – донеслось в ответ.
– Гвоздь, а давай их трахнем, смотри, какие гладенькие.
– Точно, Гвоздь, давай быстренько, никто и не узнает.
Гвоздь окинул покрасневших девчонок, замерших в испуге, оценивающим взглядом девятнадцатилетнего, бывалого пацана, и подумал: хороши чертовки.
– Нет, – рассудительно ответил он, – некогда, да и на зоне, если поймают, за такую статью опетушить могут.
– Ну чё ты, Гвоздь, давай.
– Нет, пошли, ещё пять вагонов.
Зона, три года на малолетке, потом взросляк, полгода как откинулся, Гвоздь чувствовал себя уверенно. Ему повезло, он выжил на малолетке и не стал калекой, попав во взрослую зону, не был опущен по неопытности, ходил под авторитетом. Ещё и сейчас по ночам, вспоминая малолетку, он вздрагивал и покрывался холодным потом.
Три года его били, жестоко унижали, он бил в ответ, показывая характер, издеваться перестали, но драки не прекратились. Пять раз в карцере, два – в тюремной больничке.
На взрослой зоне ему повезло, попался земляк, авторитетный вор, который взялся его опекать. Учил жить по понятиям, сетовал на нынешнюю молодёжь, беспредел, отход от старых воровских законов.
Гвоздь отмотал свой срок от звонка до звонка без поблажек. Неплохой в прошлом мальчишка отпраздновал своё четырнадцатилетие и, провожая девчонку, столкнулся с компанией таких же подвыпивших подростков.
Слово за слово, в ответ на хамство взыграла кровь, как достал нож-бабочку – не помнит, потом суд, строгий прокурор и срок. Вот так легко жизнь ломает судьбу, а судьба – жизнь.
Другое дело Жиро и Таз, на зоне не были, так, из молодых, дурная поросль. Пробовали воровать, занимались гоп-стопом, но только пару раз, на третий им не повезло, избил прохожий, которого они собирались ограбить. Мотались туда-сюда, пока не прибились к бригаде, где работал Гвоздь.
«Жиро» – кличка, пожалуй, презрительная, не приносящая её владельцу радости и верно отражающая его габариты и наклонности.
«Таз», должно быть, медный, тоже не фонтан, но куда приличнее, чем «Жиро», если не считать того, что все дела, затеваемые владельцем этого прозвища, им же и накрывались. Обидно, да?!
Обход вагонов продолжался, неумолимо сближая Анатолия с его преследователями.
Лена, Елена Прекрасная, Леночка, он пробовал её имя на вкус, старался ощутить его радостный цвет и слушал голос просыпающейся совести. Имел ли он право так поступить, шагая по краю пропасти, втягивать в смертельный круг милую девчушку?
Девушка, по-прежнему улыбаясь, открыла глаза, увидела смотрящего на неё Анатолия и потянулась к его губам. Пряно-сладкий поцелуй не принёс Анатолию радости, пока ещё маленький, но уже чёрный котёнок пробовал свои острые коготки на его сердце. Изболевшаяся душа ныла от предчувствия.
Окончательно
