с электрички, и идут домой. Шестёрка весело дотопала до окраины посёлка и шла ещё некоторое время. Потом сообразили, что электрички не слышно и никто навстречу не попадается. Хорошо, пацан на велосипеде ехал, остановили:
– Парень, мы к станции правильно идём? Далеко ещё?
– Если сейчас повернёте, то не очень, на велике минут двадцать. Вы в другую сторону идёте.
Парню от души хотелось навалять, потому что ухмылялся. Но парень уехал. А они пошли обратно. Долго. Потому что, отдохнув как следует у озера и наплававшись в освежающе-прохладной водичке, на радостях отмахали километров шесть в противоположном от станции направлении. Ну и наваляли Гордееву в письменном виде, вместо того паренька с нехорошей ухмылкой. Встретишь такого один на один, не обрадуешься.
Жалобу накатали грамотную, с прологом и эпилогом: как руководитель самовольно изменил время привала и протащил группу по жаре больше двадцати километров; как их шестерых на озере оставили, а дорогу толком не объяснили, у девчонок сил уже не было идти, а ребята не смогли их бросить; как вместо двадцати пяти объявленных километров они из-за Гордеева прошли тридцать семь, и их чуть не убили местные…
«Сочинение на свободную тему, – сказал Гордеев. – Во-первых, мы по тенёчку шли, не по жаре. Во-вторых, привал они сами попросили на озёра перенести. В третьих, сил у девчонок не осталось, потому что пивом обхлебались, баночным, да на жаре. В озере остудили и пили. Идиоты. От озера до станции три километра, и ни минутой больше. И если эти придурки в другую сторону пошли, это их проблемы. Могли бы спросить, где станция.
В пятых, тридцать семь кэмэ они бы не прошли, пусть не брешут.
– Я всё объяснил, ничего не забыл? – осведомился Гордеев, оглядев собравшихся с видом победителя.
– Вы забыли в-четвёртых. В пятых сказали, а в четвёртых забыли, – напомнил кто-то из двадцати семи руководителей ПВД (походов выходного дня), явившихся на собрание и ставших свидетелями гордеевского позора.
Часть 3
Отщепенец
За четвёртую жалобу, написанную вдогонку первым трём, якобы он на кого-то наорал (Гордеев не помнил, на кого. Наорал, значит, так надо было) его снова пригласили в администрацию Клуба. На это раз обошлось без собрания, ему просто сказали, что в таких руководителях Клуб не нуждается, Гордеев швырнул на стол партбилет, то бишь удостоверение руководителя, сорвал со штормовки значок Клуба, хотел и штормовку швырнуть¸ но в последний момент передумал: он за неё заплатил, экипировку руководителям продавали по складской цене. Штормовку и рюкзак он не отдаст.
Их с него и не требовали. Не попрощались даже по-людски, покивали молча, и Гордеев им покивал. И всё.
По дороге домой купил бутылку виски и выпил вдвоём с хозяйкой, как он называл Антонину Сидоровну, после чего закручинился, по выражению той же Сидоровны.
– Ничего. Перемелется, мука будет, – успокаивала его хозяйка, которой он рассказал
