убрал нож, надел куртку, застегнулся на все пуговицы, зажал зубами фонарь и, приноровившись, спустился в люк, закрыв за собой крышку. Изнутри тоже имелась механическая задвижка, которая незамедлительно была приведена в действие. Короткий, метров восемь-десять, спуск с уменьшающимся уклоном переходил в горизонтальный пол и завершался ещё одним люком. Это, скорее, была дверь овальной и чуть выпуклой формы высотой более полутора метров. Она тоже имела запоры, но оказалась полуоткрытой. Не издав ни звука, дверь тяжело распахнулась – чувствовалась увесистость и конструктивная основательность – и впустила Сержа. Освещая фонариком дорогу, он переходил из комнаты в комнату, следуя указателям на стенах, пока не попал в довольно просторный зал с рядами крепежей для лавок или стульев. Нечто похожее на конференц- или небольшой кинозал. Кажется, в соответствующей – задней – стене виднелось отверстие для кинопроектора. А если так, то за перегородкой должна быть и будка киномеханика. Безусловно, весь комплекс помещений представлял собой бомбоубежище. Однако никаких признаков посещения этого места людьми, хотя бы изредка, не было. Словно именно об этом сооружении все, кому следовало знать, забыли.
Поразмышляв недолго, Серж оборвал свои мысли короткой фразой, произнесённой вслух и довольно громко:
– Ладно, всё это лирика.
Необычно звучал здесь голос. Очень необычно. Не то чтобы с эхом, или так называемым «эффектом холла», а как-то мертвенно и глухо. Стены тоже, наверное, должны быть «назвученными» по аналогии с намоленными церковными, прежде чем научиться отражать звуковые волны. Не знают они здесь ни голоса, ни пения, ни грохота, ни стука. Не знают и потому молчат. Да просто не умеют говорить.
– Ну вот, опять лирика, – вновь сказал Серж, но уже тише, и подошел к той стене, где мог бы размещаться экран, будь эта комната кинозалом…
2
Как и большинство стен бомбоубежища, она была оштукатурена и покрашена белой масляной краской. В самом низу, почти у пола, так что сразу и не заметишь, имелась длинная строчка, старательно выведенная простым карандашом с мягким грифелем. Непосвящённый человек вряд ли смог бы её прочитать. Большинство знаков – латинские буквы или их фрагменты, некоторые из которых имитировали жесты азбуки глухонемых; знаки препинания и пробелы между словами заменялись символами, похожими на буквы. Так что внешне надпись выглядела как полная абракадабра.
Но Серж знал эту тайнопись, которой обучил его один товарищ. Это произошло в колонии строгого режима лет 15 назад.
Серж – Сергей Владимирович Полеха по прозвищу Палёный, отбывал тогда наказание по статье 108 ч.2 упраздненного позже УК РСФСР за «умышленное тяжкое телесное повреждение при отягчающих обстоятельствах». Степень вины участников конфликта, в результате которого Полеха оказался на скамье, была спорна, адвокат попался слабенький – уж какого предоставил суд, несмотря на отказ подсудимого от защиты, – а свидетели дела
