собираем группу и выдаем решение:
– Через час выступаем. Сейчас обед, потом – уборка. Чтобы после вас ни единой мусоринки не осталось. Оставить разрешаю только пару кусков немецкой газеты, использованной по назначению.
Стараниями капитана Бойко с продовольствием нам повезло. Взяли с собой недельный запас сухарей, тушенку и неизвестно откуда взявшиеся на складе бульонные кубики и концентрат какао с сахаром и сливками. В наших условиях – самое то. Быстро, калорийно и даже вкусно. Временами. Тушенка, сухарь, глоток бульона. На десерт – незаменимые чай и сахар вприкуску… Романтика!
К деревне выходим под вечер, когда только-только начинает темнеть и на западе горизонт занимается ярко-алым небесным пожаром с сиренево-дымными полосами облаков. На этом фоне черные обугленные головешки кажутся пальцами, протянутыми к небу в отчаянной мольбе, и закопченные печи на пепелищах стояли траурными обелисками, памятными знаками чьей-то большой беды.
– Видать, хозяева жгли, когда уходили. – Вздыхает сзади кто-то из казаков. – Или наши порезвились вволюшку…
– Кака разница, лишь бы германцу не досталось, – вполголоса возражает ему невидимый собеседник.
– Дык ведь добра-то сколько сгорело…
Я уже подробно был наслышан о том, что все наши «полководцы» вплоть до дивизионных начальников и полковых командиров считали своим долгом отдать приказ на сожжение всего, что может гореть, при отступлении. И ведь, к сожалению, ничего никому не объяснить!.. Это каким же недоумком надо быть, чтобы сорвать людей с насиженных мест, сжечь у них на глазах дом, где жили, наверное, их деды и прадеды, и угнать с немногочисленным скарбом на восток. И потом надеяться на их лояльность и уважение? Да с такими беженцами никаких диверсантов не надо. Только спичку поднеси, и как полыхнет! А мне в курсантскую бытность такие сладкие песни пели по телевизору про мудрого царя, который не ел, не пил, не спал – все о России-матушке думал. Правильно на Руси говорят: «Бей своих, чтоб чужие боялись!»…
Фольварк был не в лучшем состоянии, но стены двух домов устояли перед огнем. Мы лежали в сотне шагов от них и ждали разведку, которая почему-то задерживалась. Наконец-то из сгущающейся темноты выныривает Егорка и, уже не таясь, направляется к нам с Митяевым.
– Командир, в хатах – никого, следов тоже нет.
– Михалыч, давай всех в большой дом, пусть располагаются, готовятся к ночевке, а потом посмотрим, что там во втором…
Размещаемся, можно сказать, с комфортом. Часть крыши уцелела, поэтому лежбище организовываем под ней, убедившись, что на голову ничего не рухнет. Пока бойцы обустраиваются на ночлег, мы идем взглянуть на маленький домик. Тот стоит вообще без крыши, с выбитыми наружу окнами и дверью.
– Не иначе, гранату туда кинули, а, командир?
– Да нет, Михалыч, насколько я понимаю, тут что-то покрупнее рвануло. Граната, я думаю, так крышу не снесет. А вот снаряд – другое дело. И смотри сколько осколков.
