прежде всего литературное произведение, хотя в своих работах об искусстве Хайдеггер обращался и к живописи, и к музыке, и к архитектурным и историческим памятникам), а не на личности его автора. Такая позиция отнюдь не случайна: она имеет свои глубокие основания, осмыслить которые возможно лишь обратившись еще к одному существенному аспекту философии Хайдеггера, а именно к его пониманию истории и историчности как онтологического свойства бытия.
Хайдеггер не просто отказывается от провозглашенной герменевтикой Шлейермахера – Дильтея необходимости преодолевать временнóе расстояние, разделяющее интерпретатора и интерпретируемое произведение; он не просто считает ненужным «вживаться» в личность автора этого произведения – он считает это невозможным. По мысли Хайдеггера, преодоление времени не может стать условием интерпретации, потому что такое условие невыполнимо: время преодолеть нельзя.
Все существующее, в том числе и участники диалога «интерпретатор – интерпретируемое», существует во времени. Бытие не может быть помыслено вне истории (и даже не просто «помыслено» – оно не может «быть» вне истории); оно разворачивается в реальном историческом процессе, оно укоренено в истории и ни в какой другой форме, кроме исторической, не может осуществляться. (Отметим, что в этом пункте Хайдеггер занимает полемическую позицию не только по отношению к герменевтическим воззрениям XIX века, но и по отношению к своему учителю Гуссерлю. В сущности, он отказывается от гуссерлевского «трансцендентального субъекта» – «чистого сознания», как, впрочем, и от любого абсолютного, то есть вневременного, «пребывающего» начала, считая признание такового уступкой метафизическому мировоззрению.)
Человек полностью детерминирован временем. Основным свойством его бытия, по мысли Хайдеггера, является именно временность – ею определяется трагический смысл человеческой жизни как однократной, неповторимой и конечной. Как бы ни стремился человек поставить себя вне времени, даже если он сумеет отрефлексировать, чтó же именно в него привнесло время, и, осознав это, попытается хотя бы чисто интеллектуально освободиться от этого опыта, он обречен на неудачу: с самого начала такого пути его освобождение оказывается фиктивным уже потому, что любая форма рефлексии, любой интеллектуальный акт, как и вообще любое проявление человека, отмечены временем, сами способы, формы этих проявлений всегда глубоко историчны. То есть само освобождение от истории исторично и в этом смысле мнимо, неосуществимо. Отказаться от истории для человека значило бы отказаться от самого себя, от собственного бытия, поскольку, как показал Хайдеггер, бытие – это и есть время. Вот почему никакая попытка «перенестись в эпоху» интерпретируемого произведения не может осуществиться.
Отказ Хайдеггера от установки XIX века на «вживание» в личность автора имеет и еще одну причину: с точки зрения философа, обращаясь к произведению
