к экзальтации и истерикам. Ее характер был прямым и выдержанным и даже весьма прагматичным, что вовсе не мешало ее горячей и глубокой вере в Бога, истинной, деятельной вере.
Елизавета Федоровна поднялась, подошла к окну, отчего-то чутко вслушиваясь в ночную тишину, наполнившую дом. И замерла, вытянувшись в струну. Шум проезжающей подводы, едва слышное постукивание копыт по плотной иссохшей земле, скрип колес. Нет, подвод, кажется, несколько. Голоса, тихие, но возбужденные. Остановились возле школы.
Елизавета Федоровна торопливо бессознательно перекрестилась.
Добрые дела по ночам не делаются. Хлопнули двери, в коридоре раздались шаги, потом громкий стук в дверь.
– Подъем! – грубо крикнули из-за двери, и Елизавета Федоровна узнала голос начальника охраны.
– Что вам угодно? – Скорое появление на пороге собранной, спокойной княгини явилось для грубияна полной неожиданностью, он даже весь свой запал растерял.
– Собирайтесь, – ответил он почти спокойным голосом. – Принято решение для вашей безопасности перевезти членов царской фамилии на Верхне-Синячихинский завод.
– Почему же ночью? – растерянно переспросила Елизавета Федоровна.
– Постановление Совета и ЧК, – выступил вперед Старцев, даже не удосужившись снять фуражку при разговоре с дамой. Впрочем… Что фуражка? – вздохнула княгиня. – Собирайтесь. Говырин, свяжи женщинам руки за спиной, веревки вона возле двери!
– Руки? К чему это? Разве мы собираемся и можем бежать при такой охране? – строго спросила Елизавета Федоровна, но ее уже никто не слушал, чекист с помощником уже двинулись дальше по коридору поднимать князей. За ними с винтовками и мотком веревки в руках шли еще двое.
– Завязать всем глаза! – распоряжался Старцев.
– Позвольте, к чему это, я дам вам честное слово… – Иоанн Константинович, еще не полностью одетый, торопливо застегивающий пуговицы на воротнике, пытался остановить это бессмысленное насилие.
Владимир Палей и младшие Константиновичи, Игорь и Константин, чуть напуганные, растерянные, толпились в дверях своей комнаты, пытаясь понять, что происходит. А Елизавету Федоровну с верной Варварой уже сажали на подводу, простую деревенскую колымагу, и, поместив рядом с ними троих конвойных, повезли прочь от школы. Впереди и позади двигались телеги с конвоем.
– А где же остальные, почему ничего не слышно? – тревожно вертела головой Варвара, прислушиваясь к окружавшей их ночной тишине.
– Сейчас выведут, собирают, – успокоил ее один из караульных.
Но вместо шума шагов во тьме раздался далекий, глухой выстрел. К счастью, единственный.
– Что это? – снова тревожно заерзала Варвара.
– Не знаю, – равнодушно ответил тот же голос. – Пальнул кто-то для острастки. – И снова равнодушно заскрипела подвода, а потом
