style="font-size:15px;"> Тем временем наверху, в подклете Костяного Дворца, дожидали своего царя-батюшку Яга Ягишна и старый Джуда. Ведьма и колдун. Бородатый карлик нетерпеливо сновал по пустым палатам, точил ногти острыми зубками, в сомнениях поглядывал на зияющий сыростью лаз. Кащея не было уже долгонько, и Джуду это начинало угнетать.
А вот середульняя из сестер-ведьм нимало не беспокоилась. Кутаясь в ягу из собачьих шкур, она вертелась перед зеркалом, любовалась сморщенным личиком.
– Ах, ах, хороша-то как, хороша! – довольно шамкала старуха. – Любо, премило!.. Век бы глядеть на этакую прелесть, да дела не позволяют!
– Какие там у тебя дела? – сухо спросил появившийся на лестнице Кащей. – С Волховичами на пустом месте свориться, да детворой крестьянской харчеваться? Завязывала бы с глупостями, злыдня старая. Один раз я тебя спас – вдругорядь могу рядом не оказаться.
– Да я што, я ништо… – стушевалась Ягишна. – Ты уж не серчай, Кащеюшка, я ж то так, в шутку больше. А если кто про меня што сболтнул, так то из зависти, из злобы сердешной. Ты меня знаешь – я в жизни никому дурного не делала.
Баба-яга и в самом деле так считала. Искренне не понимала, отчего слывет злодейкой. Что в ней плохого-то, прости-помилуй?! Она добрая, приветливая и очень красивая женщина третьей молодости. Пусть грязные языки чешут, что им вздумается.
А что некоторых детишек в печке изжарила, да косточки обглодала, так это им самим себя виноватить. Не шалили бы, не обижали бабушку, так ничего бы и не было им.
К тому же они ведь еще и жирные были. Откормленные. Так и соблазняли своим видом, негодники.
– И ты, Кащеюшка, вот зря меня злыдней-то кличешь, – чуть обиженно сказала Яга, ковыляя на костяной ноге. – Сам-то чем лушше-то, а? С меня-то какой спрос – я бабуся темная, живу в лесу, молюсь колесу. Оборотному коловрату. Меня не трожь – и я не трону. А ты вот на себя посмотри, подивись. Весь род людской истребить задумал, под корень извести! Это вот как, не злыдни?
– Это просто самый разумный ход действий, – ответил Кащей. – Рано или поздно люди подомнут мое царство и прекратят мое существование. Я действую на опережение. Сам подомну их царства и прекращу их существование. Хек. Хек. Хек.
– Да ладно, уж так и подомнут, – пихнула его в бок Яга Ягишна. – Никто тебя не тронет, Кащеюшка. Кому ты нужен-то, хрыч старый? Живи себе спокойно, как всегда жил. А хошь – вместе жить будем, в лесу, в избушке моей. Чать потеснюсь, ради милого дружка-то.
Кащей ничего не сказал. Даже взглядом бабу-ягу не удостоил. Зато шествующий следом Вий уставился на нее слепой харей и прогудел:
– Совсем ты очумела, старуха.
– Я, дедушко Вий, промежду прочим, на тьму веков тебя моложе, – с достоинством ответила Ягишна. – Не тебе меня старухой-то величать.
К отцу Кащея баба-яга относилась с почтительностью, душевным трепетом, но без подобострастия. Они, сестры-ведьмы, хоть и не божественны, но лыком тоже не шиты. Их миссия
