к гостинице.
– Всё-таки какая ужасная несправедливость, – сказала Маша, – ведь он был совсем ещё молодой… Представляете, сколько бы он ещё написал, если бы жил дольше…
– Хотя бы ещё лет десять, столько же, сколько Пушкин, – поддержал её Петров. – Вообще странно, неужели его не могли остановить… Столько же народу вокруг было. Все же понимали, что он гений. Если бы я там оказался, я бы никакой дуэли не допустил. И Лермонтов бы не был убит.
– Я тебе верю, Петров, – сказала Маша, – если бы ты там оказался, всё было бы иначе.
Васечкин шёл рядом, но в разговоре участия не принимал.
– А ты чего такой задумчивый, Васечкин? – поинтересовалась Маша. – Что-то не так?
– Да нет, – вздохнул Васечкин, – всё так. Просто подумал о том, что я не в том веке родился.
– И в каком же веке ты бы хотел жить?
– В девятнадцатом, конечно… Тогда были понятия о чести, дуэльные кодексы… Скажи, Петров?
– Да, несомненно, – как всегда поддержал друга Петров. – Совсем другое дело было.
– Да, не повезло вам, друзья, – съехидничала Маша. – Придётся мучиться с нами в двадцать первом. Без всяких дуэлей. А вон и наша «Жить просто». Интересно, её так назвали тоже в связи Лермонтовым? Здесь ведь всё с ним как-то связано…
– Очень даже может быть, – рассудительно ответил Петров. – Я не удивлюсь. Мы же видели, он на самом деле жил очень просто. И питался скромно. Кстати, что-то покушанькать сильно захотелось, правда?
– Ох, Петров! – покачала головой Маша. – О чём ты никогда не забываешь, так это о своём желудке.
– Да я бы с удовольствием забыл, – развёл руками Петров, – но он сам не даёт, постоянно о себе напоминает…
И они вошли в уютный ресторан гостиницы, где их ждал прекрасный ужин.
Глава четвёртая. Как поэт провёл свой последний день
На следующий день все вместе с Викторией отправились к подножию горы Машук, к месту дуэли поэта.
Семиклассники были молчаливы, и даже Васечкин, обычно очень словоохотливый, на этот раз помалкивал. Каждый по-своему ощущал трагедию, произошедшую в этих местах много лет тому назад, в далёком девятнадцатом веке.
– Лермонтов погиб на дуэли, которая произошла из-за ничтожного по нынешним понятиям повода, – как обычно волнуясь, рассказывала Виктория. – Как вы знаете, убийцей поэта стал его бывший товарищ по юнкерской школе Николай Мартынов. Лермонтов был остроумен, любил пошутить. Его едкие экспромты задевали многих близких людей, но больше других доставалось именно Мартынову. Надо сказать, что у Мартынова, который был заядлым карточным игроком, к тому времени появилось прозвище «Маркиз де Шулерхоф» – от слова шулер. Шулерство в карточной игре сурово осуждалось в военной среде, и Мартынову не оставалось ничего другого, как выйти в отставку. И хотя он её и получил, но, очевидно, стремился выглядеть лихим джигитом
