Ложность этого взгляда часто выяснялась, но, даже допустив, что это рассуждение верно, мы должны, однако, заметить, что им оправдывается и мародерство и любая форма грабежа. Может случиться (хотя в действительной жизни этого никогда не бывает), что для нации безразлично, кто потратит деньги: грабитель или ограбленный собственник, – но все же это не оправдывает грабежа. Если б я устроил заставу в воротах, где дорога пересекает мои владения, и старался взимать по полтиннику с каждого прохожего, публика не замедляла бы уничтожить мои ворота и не стала бы выслушивать мои доводы, что ей, в конце концов, безразлично, я ли потрачу ее полтинники или она сама. Но если б вместо того, чтоб нагло обирать ее при помощи заставы, я убедил бы ее покупать у меня камни, старое железо или другие столь же бесполезные вещи, то мог бы отлично грабить ее и к тому же пользоваться репутацией общественного благодетеля, содействующего процветанию промышленности. И этот важный вопрос, имеющий существенное значение для бедняков не только Англии, но и всех стран, упускается из виду во всех обычных трактатах о богатстве. Даже сами рабочие рассматривают влияние капитала только по его воздействию на их непосредственные интересы, а не в его еще более грозной власти в деле определения рода и предмета труда. В действительности же, сравнительно ничтожное значение имеет плата, получаемая рабочим за работу, но громадное значение имеет на что направлена эта работа. Если она производит пищу, свежий воздух и свежую воду, то не беда, если плата низка: явятся пища, свежий воздух и свежая вода, и рабочий будет наконец иметь возможность пользоваться ими. Если же ему платят за то, чтоб он уничтожал пищу, свежий воздух или производил взамен этого железные решетки, то не будет ни пищи, ни воздуха, и он не получит их к своему великому и крайнему неудобству.
8. Я, как это и подобает всем исследователям, давно уже привык, что люди осмеивают мои положения в течение многих лет, прежде чем начнут относиться к ним с вниманием и доверием. Вообще, я довольно спокойно выжидаю, когда публика изменит свои отношения к ним. Но тем не менее меня довольно неприятно удивляет, что я, при моих повторениях и пояснениях, не в состоянии до сих пор убедить моих читателей в той простой истине, что богатства, как народов, так и отдельных людей, заключаются не в цифрах и что истинное достоинство любой работы и торговли зависит от существенного достоинства производимой или приобретаемой вещи[3]. По-видимому, эти положения вполне ясны и бесспорны, но английская публика до того отуманена современным учением политикоэкономов (гласящим, что всякое производство хорошо, безразлично, приносит ли оно пользу или вред, и что купля и продажа всегда благотворны, каково бы ни было внутреннее достоинство покупаемого и продаваемого), что нет почти никакой возможности обратить ее внимание на исследование существенных результатов нашего усиленного современного производства.
9. Я никогда не был так стеснен вышеуказанной невозможностью,
Сравни предисловие в «Munera Pulveris».
