style="font-size:15px;"> Даня зашел кофейку выпить – с утра без дела болтался по больнице, кофе в ординаторской нет, да и стал уже ощущать присутствие век на лице.
Инна, терапевт, все чаще переводила укоряющий взгляд с очередной закрываемой ею истории болезни на открытый, но уже давно не перелистываемый роман Чивилихина под лицом Данилы. Когда же расстояние между его носом и 135-й страницей «Памяти» прекратило свое существование, Данила встал, потянулся:
– Пойду, кислород гляну, баллоны должны были подвезти. – И вышел.
Шубу надевать не стал. Пробежал от крыльца больницы до крыльца общаги по уже заметенной снегом тропке в одном халате. Тридцать градусов снаружи лучше сорока внутри – подумал. Окончательная смерть сонливости наступила мгновенно. Даже без периода клинической.
Валенки Левки – в прихожей. Значит, дома (между вызовами заехал перекурить). И уже оттаяли. Значит, кофе будет скоро готов. Но дверь на кухню (под давлением изнутри тяжелого Левкиного взгляда) открылась с трудом.
С наступлением зимы мыши обнаглели. Наглость их стала круглосуточной. С трудом добываемые по блату (аборты продавщицам из РайПО и ОРСа делались без очереди и под лучшим наркозом) дефицитные крупы и импортные макароны приходилось хранить в холодильнике. Хлеб – там же.
Но мышиных какашек на обеденных столах меньше не становилось. Какали они регулярно. Стул у них был качественный, оформленный, незамедлительно наполняющий забытые на столах чашки, ложки, тарелки и сахарницы. Если б не их говно, особенно раздражающее медицинских жен Левки с Даней и их не менее осведомленных в санэпидрежиме аптекарских соседок Лены и Светы, то с ними, с мышами, можно было бы нормально контачить.
Серые выбегали до середины кухни даже во время чае-кофепитий, останавливались, смотрели на глотающих и жующих неподвижными своими черноглазюшками и взглядом этим настойчиво требовали разрешения к присоединению. Разве что, не лаяли при этом. Обнаглели до предела – фраза, конечно, расхожая, но не нуждающаяся в данном случае в оригинальной замене. Обнаглели до предела. Светка с Леной (Даша с Людкой – посмелее, практикующие медики все ж) уже и взвизгивать перестали от внезапного обнаружения их присутствия. Только эту самую расхожую фразу и бубнят, повторяя ее и уже не переставая отпивать из чашек (или черпать из тарелок) при появлении (а уходили ли?!) мышей.
Взятый напрокат из соседнего больничного пищеблока (их-то пищеблочные кухОнные мышары с госпайка давно уже все к ребятам в общагу на деликатесы перебрались) зажравшийся обрюзгший котяра ситуацию не исправил. На ночь запертый на кухне, он от страха навалил посреди мышиных горошин собственную кучу и с единственной пойманной жеваной-пережеваной мышью в зубах (да и не мышь это была, а так, мышонок полудохлый – свои, небось, и забили, и отдали на откупную коту – на, сиди теперь, типа, и не рыпайся) сразу же безвозвратно свалил поутру, затравленно оглядываясь, как только открылась дверь на улицу.
Сидит мышка на столе. Спокойненько так, без напряга, своими ручонками корочку перебирает, подгрызывает
