машины как машины, их можно оформить как металлолом, а ему – соответствующее вознаграждение. И всем хорошо.
– Ясно, – говорю я. – А вы тут с ним упоминали Дороганова: против него за что дело открыли?
– У него в свое время свой склад был на таможне… – Бочков на секунду прерывается, отхлебывая джин, – он тогда ничего не боялся. А свой склад – для вас, молодежь, чтобы знали, – это пятьдесят миллионов долларов в месяц.
– Ни хера себе! – выпаливаем мы одновременно с Трофимовым. Я в этот момент прикидываю, что все хваленые гонорары американских звезд шоу-бизнеса – ничто по сравнению с доходами не только наших признанных олигархов, но и целой кучи не самых крутых чиновников, о которых никто ничего не пишет. Ради интереса решаю спросить у шефа вдогонку:
– А что: разве сейчас другие люди свои склады там не держат?
– Ну, к Дороганову там еще вопросы были, – неопределенно отвечает Бочков. – А он, наш товарищ, который ушел, молодец. И добра нажил, и врагов нет.
– Как они там работали – это же сказка, – подает голос длинноносый, которого я мысленно окрестил «абреком». – Просто вовремя чемоданчик наверх, в Москву, не забывай посылать, и всё будет нормально.
– Да, – кивает Бочков.
– А сколько надо было посылать? – вновь интересуюсь я.
– Если по совести, то ты должен отдавать пятьдесят процентов. За то, что работаешь на этой территории, – поясняет мой шеф.
«Предложить ему то же самое, что ли? – думаю я. – Но с чем тогда я сам останусь? Чёрт, если бы не Пирогова с экономики и не наш Мигунов, без проблем можно было бы так сделать. Но эти двое всё портят. Чё же теперь – оставлять себе триста-четыреста рублей за пятерку в преддверии аттестации? Как комиссия проверит моих гавриков по двум дисциплинам, так и попрёт меня начальство за «недопустимо низкий уровень подготовки». Нет, так не пойдет – надо придумать что-то другое. Бочков, конечно, если сейчас и намекает, тоже хорош: все люди, о которых я знаю (а я знаю практически обо всех), работают сами на свой страх и риск и ни с каким руководством не делятся. Что, в общем, справедливо: случись что – отвечать придется им и только им. Никакой завкафедрой или декан за них заступаться не будет».
– В принципе это всё от нашего тотального пох…изма идет, – говорю я. – Кстати, есть анекдот про пох…изм. Классический. Рассказать?
– Давай! – дает отмашку Бочков.
– Ленин, значит, собрал матросов и говорит им: «Так, идёте свергать царя. Те побежали к Зимнему. Навстречу им выходит царь и спрашивает: «Чё надо?». Они ему говорят: «Тебя, батюшка, пришли свергать». Царь спокойно так отвечает: «А на х…й?» Матросы репы чешут: «А действительно – на х…й?» Хоп, обратно побежали. У Ленина спрашивают: «Слушай, мы вот тут к царю пришли; сказали, что свергать его будем, а он нам говорит: «А на х…й?»
Я смотрю в первую очередь на Бочкова, наблюдая за его реакцией, но вижу, что и все остальные слушают меня очен�
