бумаги!
– О! – Монах поднял палец. – А вот это уже штрих.
– Какой штрих?
– Попытаемся выяснить.
– Так ты идешь? – спросил после паузы Добродеев.
– Иду. Будучи гуманистом, я считаю своим долгом помочь ближнему.
– Я бы на твоем месте принял душ, – заметил Добродеев. – И причесался. Чистая рубашка есть?
– Есть. Бороду оставляем или сбрить?
– Я бы на твоем месте сбрил. Бородища как у раскольника. И постричься не помешало бы…
– Ага, еще что? С бородой я чувствую себя комфортно… – Монах огладил бороду.
– …как грабитель ночью. Камуфляж такой?
– Сечешь, Лео. Именно. Кроме того, как всякий скромный человек, я не хочу бросаться в глаза.
Добродеев смерил Монаха с головы до ног и фыркнул иронически:
– Да уж! – Протянул руку: – Вставай!
Монах снял ногу с подушек и, уцепившись за руку Добродеева, тяжело поднялся, пробормотав по привычке:
– Чертова нога! Проклятый козел… Раздают права кому попало! – И потащился в ванную. Крикнул уже оттуда: – Может, не надо душ, а? Просто умоюсь и почищу зубы?
Глава 7
Явление
Никто не заявлял о пропаже человека, похожего на Илониного мертвого незнакомца. Соседи Илоны тоже никого не видели, но все сходились во мнении: ночной катаклизм и неизвестный человек каким-то образом связаны, и это еще не конец. Про «еще не конец» заявила соседка слева, Мария Августовна Миллер, дама девяноста трех лет от роду, которая прекрасно помнила прабабку Илоны Елену, а также дружила с ее бабушкой Аней. Прекрасно помнила Мария Августовна и то, как бабушка Аня сокрушалась по поводу Илоны: боялась, что та останется совсем одна, потому что не с ее счастьем и прытью найти приличного мужчину – Илона хорошая, но чего-то не хватает, где-то дает слабину, а мужики слабину сразу чувствуют, садятся на голову и не ценят. А потом и вовсе сбегают. Мария Августовна, самопровозглашенный «летописец» истории переулка, готова была говорить о соседях часами. Кто, с кем, когда, где… Она, как Страшный суд, знает все. Но как раз того, что было нужно, Мария Августовна не знала.
А еще через день в полицию обратилась некая гражданка Людмила Жако́ с заявлением об исчезновении своего друга Николая Рудина. Ее тут же препроводили к майору Мельнику. При виде женщины майор на секунду потерял дар речи – такие райские птицы в их палестины еще не залетали. Во всяком случае, ничего такого он не припоминал. Он поднялся навстречу гостье, хотя обычно никогда ничего подобного не делал, и пригласил сесть.
Людмила Жако была хороша той нежной и неяркой красотой, которую хочется оберегать и защищать. В ее облике была удивительная гармония – светлые прямые волосы, голубые глаза, приятной формы рот, а еще неуверенность в себе и удивительная мягкость. Она смотрела на майора Мельника, словно извиняясь за то, что отнимает у него время. Он тут занимается важными преступлениями, а она пришла и
