и тут же подумалось, что на нее можно бросить мертвую кошку и тогда ее никто не раздавит.
От этих более чем странных мыслей Сенявина отвлек другой человек.
Его присутствие Профессор обнаружил сначала по запаху перегара и лишь затем, обернувшись на запах, увидел у себя за спиной мужика, тоже в ватнике, но без ушанки, без удочки и явно не старика.
– Слышь, отец, я вот что хотел у тебя поинтересоваться. Позволишь? – спросил подошедший.
– Давай, интересуйся, – миролюбиво ответил Профессор; он любил разговаривать с «народом», но на всякий случай расправил широкие плечи.
– Ты мне скажи, зачем вашему патриарху такие дорогие часы? Говорят, они тысяч тридцать стоят.
Сенявин опешил. Мужик же продолжал наседать:
– Долларов, а не рублей! И если даже, как они нам объясняют, ему эти часы подарили, то зачем их, скажи, всем показывать и злить людей? Вот как ты, интересно, на этот вопрос людям ответишь?
Лицо Профессора теперь стало как на портрете Тургенева, писанном художником Алексеем Алексеевичем Харламовым. То есть суровым и умным стало лицо.
– А ты видел эти часы? – спросил Андрей Владимирович.
– Да у нас вся деревня о них говорит!
– А сам-то ты видел?
– Ну, видел… по телевизору, – кивнул головой мужик, но было заметно, что врет и не видел.
– И видя патриарха по телевизору, ты только на часы его смотрел? – прищурившись, спрашивал Профессор.
– Ну да… То есть нет… Еще люди говорят, что он для какого-то своего что ли родственника…
– А ты не знаешь, что люди про тебя говорят? – перебивая, спросил Сенявин.
– Я-то здесь с какого боку? – удивился мужик.
– С того самого, что ты уже все мозги свои пропил. Так люди про тебя говорят, – почти ласково объявил Профессор, но еще шире раздвинул плечи, опять-таки на всякий случай, хотя мужичонка с виду был неказистый.
Тот, однако, совсем не обиделся и весело воскликнул:
– Ну так правду говорят! И что мне еще пропивать, кроме мозгов? У меня ни часов таких, ни родственников с квартирами!
Профессор растерялся от этого быстрого и радостного согласия. А мужичонка этим воспользовался и сказал:
– Ты на меня, отец, не сердись. И за патриарха не обижайся. Я ведь это так только, чтобы с тобой разговор наладить. Ты, я вижу, правильный человек и народом не брезгуешь. А мне сейчас… мне, сам видишь, очень нужно поправиться. Как у вас говорится, во имя Отца, и Сына, и Святого Духа… Не поможешь?
Несколько бранных ответов рвалось из сердца Профессора, но он их все подавил разом, и дабы они снова не высовывали свои кусачие головы, отвернулся от собеседника и решительным шагом направился к выходу из поселка.
И у себя за спиной услышал вроде бы злое, но каким-то почти душевным тоном произнесенное:
– Ясное дело. Зачем ему, бороде картавой, тратиться на таких, как я? Он лучше своему патриарху снесет, на часы, на хоромы…
К
