заинтересовался Профессор.
– Я их боюсь.
– Боитесь историков? Интересно, почему? – Андрей Владимирович перестал улыбаться.
– У них, у историков, строгий взгляд, – тихо объяснил Сокольцев. – Вот как у вас теперь. Вы ведь историк?
– Да, я историк. По крайней мере, был им лет тридцать, – строго произнес Сенявин и, стараясь смягчить тон, добавил: – Вы, однако, на мой вопрос не ответили.
– Какой вопрос?
– Вы-то кто будете по профессии?
Митя виновато улыбнулся и некоторое время молчал, а потом заметил:
– Это сложный вопрос.
– Не понял вас.
– Если честно, я тоже. Видите ли… – начал было Сокольцев и умолк, глядя куда-то мимо Профессора.
– Не хотите говорить – не надо, – через некоторое время тихо и как будто обиженно резюмировал Сенявин.
Митя хотел ему возразить, но закашлялся. А Петрович воспользовался его кашлем для того, чтобы отобрать у гостя подушку, взять его под руку и проводить в комнату.
Митю разместили в первом «алькове» со стороны мастерской.
Профессор ушел в свою комнату и больше из нее не выходил.
Телеведущий с прогулки не возвращался.
…Минут через десять или через двадцать, покинув свой «альков» и сделав несколько кругов по залу, Митя вышел из лонгхауза и, прижав обе руки к пояснице, направился в сторону ворот.
Шел он довольно резво, но почти той же походкой, какой ходит Эркюль Пуаро в известном телесериале с Дэвидом Сюше в главной роли.
Как только Сокольцев приблизился к воротам, они стали медленно раскрываться.
Митя обернулся, будто искал того, кто эти ворота для него раскрыл, но никого не увидел.
Митя вышел с территории и через несколько шагов остановился.
Белые ночи были в самом разгаре.
Метрах в ста от ворот виднелся причал, у которого стояли три рыболовных катера.
В полукилометре от берега высился туман. Он именно высился, а не стлался, так как соединял озеро с небом и гигантской белой стеной медленно надвигался на берег. Чем ближе он наплывал, тем становился плотнее.
Митя смотрел на туман и не сходил с места.
Когда же стена из тумана подошла к берегу и скрыла причал, Митя закашлялся.
Дальше туман не пошел и через некоторое время стал отступать. Вернее, стал опадать сверху и расползаться по сторонам.
И вот в середине этой стены или занавеса образовался просвет, в котором открылось озеро. Но не у берега – берег еще плотнее прикрыла разорвавшаяся и медленно оседавшая холстина тумана. В просвете развернулась и расплылась серо-багряная водная рябь, подсвеченная закатившимся северным солнцем.
На ряби возник, будто нарисовался, корабль.
Носовой его штевень украшала золоченая волчья голова.
На носу,
