ко мне. На белой рубашке расплывалось маленькое красное пятнышко. Как-то странно пахло паленым мясом. У меня не было истерики. Я не кричала. Не рыдала. Подошла к нему и протянула руку. Он повалился на меня, смяв под собой, – тяжелый взрослый мужчина, которого не удержит худенькая девятнадцатилетняя девочка. Тяжело дышит. Глаза подозрительно блестят. Смотрит на меня с удивлением. Изо рта стекает красная вязкая струйка, похожая на гранатовый соус. Я так люблю мясо с терпким, ужасно кислым гранатовым соусом «Наршараб»… С тех пор я никогда не покупала гранатовый соус…
– Что он сказал тебе?
– Что все было ошибкой…
Тонкие пальцы впились в мое плечо. Откуда-то пришло понимание, что он, как и я, не умеет выражать сочувствие словами, лишь вот такой поддерживающий жест. Жест, более важный, чем тысячи слов. Словно говорит: я здесь, я рядом, ты можешь на меня рассчитывать. Короткое и тихое:
– Прости…
Мы стояли посреди Кутузовского проспекта. Мимо проносились машины. В салоне тикала аварийка. Кроме этого неприятного звука, ничто не нарушало тишины.
Тиль провел рукой по спине. Ладонь теплая и влажная.
– Знаешь, я иногда думаю, что хорошо, когда любимые люди умирают. Это очень больно и тяжело. Но так человек остается в твоей памяти хорошим, он не перестает быть для тебя близким, не причиняет больше боль… – произнес он глухо.
– Если бы он ушел, я бы пожелала ему счастья. Лишь бы он жил.
– Но ты бы страдала еще больше, зная, что он счастлив с другой.
– Это была бы моя боль… Надо же, какой ты эгоист! Хотя, о чем это я? – зло рассмеялась. – Кто бы понимал что-то в боли! Вокруг тебя полно девок, которые по мановению твоего наманикюренного ноготка готовы пойти на любые унижения, лишь бы удостоиться холодного взгляда. Уверена, у Люцифера договорной отдел работает без выходных и перерывов на обед, заключая контракты на передачу душ в обмен на ночь с тобой. Каждую ночь новая телка. А то и не одна. Или тебя больше пацаны вдохновляют?
Я моментально пожалела о сказанном. Сама испугалась. Тиль отдернул руку как с жаровни. Гордо вздернул нос и расправил плечи, окатив меня таким презрительным взглядом, что мне стало невыносимо стыдно.
– Извини, я что-то не то ляпнула… Я… просто…
– Я привык.
Какая обреченность в голосе, сколько одиночества и какая внутренняя сила всего в двух словах: «Я привык»…
Надо срочно спасать ситуацию!
Отъехала к обочине, чтобы не мешать все еще интенсивному движению, и протянула ему руку, мягко улыбнувшись:
– Тиль, мы оба были неправы. И не отрицай этого. Оба наговорили друг другу гадостей, сделали друг другу больно, но при этом мы оба не хотели никого обидеть. Давай мириться?
Секунда. Две. Три. Четыре. Пять.
Ноль эмоций. Кисть начинает затекать. На лице залипла улыбка. Чувствую себя дурой.
– Ээээй, – тяну сладко. – Тиль… Тиииль… Ну же…
