а моей институтской подружкой. Мы окончили исторический факультет университета, но так получилось, что обе не работали по специальности. Ириска сразу после выпускного выскочила замуж, родила дочку и прочно засела дома. Она всегда была пухленькой, беленькой, какой-то уютной и олицетворяла собой образ идеальной жены и матери. Ее голубые круглые глаза смотрели на мир наивно, розовые губы улыбались с готовностью на любую, даже не совсем удачную шутку, душа была мягкой и отзывчивой. В квартире у Ириски вечно жили какие-то подобранные ею на улице собаки, кошки, один раз даже обитал уж, которого она нашла в скверике прямо в центре Москвы, но это не мешало ей поддерживать в доме идеальный порядок. К тому же Ириска справедливо полагала, что общение с животными благотворно влияет на воспитание ее дочери. Всех найденных животных она ухитрялась пристраивать по знакомым и друзьям. Но на их месте тут же появлялись другие. Ириска звонила мне и со слезами в голосе сообщала, что она шла из магазина (музея, парикмахерской, гостей и т. д.) и увидела «такого маленького грязного котенка… он так жалобно пищал и смотрел такими грустными глазками». Естественно, она его подбирала и несла домой. Муж Ириски, его звали Лев, обожал ее и всячески баловал, как, впрочем, и дочку, точную копию мамочки. Он был старше Ириски на восемь лет, работал в крупном банке, занимал, насколько я знала, ответственный пост и был вполне обеспеченным мужчиной.
Обе мы пребывали, как говорят французы, в «возрасте элегантности». Они определяют этот возраст от 30 и до не установленных границ, потому что элегантность почему-то у каждой женщины исчезает в разное время. У кого-то уже в 35—40, у кого-то в 70, а кто-то и на смертном одре выглядит элегантно. Хотя надо заметить, что некоторые женщины вообще не знают, что это такое. В общем, Ириске было 37 лет, а мне уже 40. Я среди подруг всегда считалась «дамой передовых взглядов». Когда я развелась с мужем, подруги меня не поняли, считая, что мой брак был на редкость удачным. Когда я ушла с работы и стала жить, как сейчас модно говорить, на ренту, они долго обсуждали это решение, но к единому мнению так и не пришли. А когда случилось так, что ко мне совершенно случайно попали записи девушки, ставшей порнозвездой, и с легкой руки моего приятеля Саши, редактора одного из издательств, я опубликовала их под своей фамилией, мои подруги пришли в шоковое состояние. Хуже всего было то, что ни одна из них не верила, что появление этой книги, получившей название «Я – порнозвезда», действительно случайность и что я к этому тексту не имею никакого отношения.
– Ты с ума сошла, если написала такое, да еще и опубликовала на старости лет! – говорила с возмущением Лена. – Это же стопроцентно порнушный текст! К тому же свою фамилию поставила. Хотя, – после паузы все-таки добавила она, – лично я прочитала с большим интересом. И много чего полезного для себя почерпнула, именно как женщина.
Лена – самая младшая из нас. Ей недавно, в апреле, исполнилось 33 года. Но она самая серьезная. Я иногда удивляюсь ее целеустремленности. Этакий маленький изящный локомотивчик, упорно двигающийся к своей цели и тянущий за собой целую компанию. Лена в прошлом году заняла должность директора рекламного агентства. Она пока не замужем и, насколько я знаю, не собирается.
– Вместо того чтобы такую порнушищу писать, лучше бы выпустила хорошую книжку для женщин, какое-нибудь пособие, как жить и не стареть, или, если ты уж такой спец оказалась, то что-нибудь занимательное и полезное о сексе, – добавила она.
– Это не мои записи, – попыталась я объяснить в который раз. – Все получилось случайно.
Но Лена недоверчиво покачала головой и погрозила мне пальцем.
Четвертая наша подружка, поэтесса Злата, также не одобрила выход этой книги. Она тяжело вздохнула, посмотрела на меня укоризненно и тихо пробормотала:
– Как ты могла, Олюшка! Ведь ты вполне приличная женщина!
– Но если даже ты мне не веришь, то оправдываться бесполезно, – удрученно заметила я и перестала что-то кому-то доказывать.
Злате 49 лет, но надо заметить, что в душе она самая юная из нас. Она, как и я, в разводе. У нее взрослый и вполне самостоятельный сын. Стихи она пишет с детских лет, но серьезно нигде не издается.
– Поэзия никогда не была коммерческой литературой. Особенно при жизни автора, – со вздохом отвечает она нам. – И никто это издавать не станет.
Злата печаталась в нескольких газетах, в каком-то альманахе и выпустила лет десять назад тоненький сборник за свой счет. Она постоянно работает в охране, получает какие-то копейки, но уверяет, что ее все устраивает, так как посменный график работы позволяет ей уделять максимум времени творчеству. Ее пост находится на входе в павильоны, где снимаются фильмы. Точно не знаю, как эта компания называется. Но располагаются они на Шаболовке, на территории бывшего завода.
«Бог мой, – со вздохом подумала я и выбралась из-под одеяла. – И что Ириске понадобилось в такую рань? Наверняка произошло что-то экстраординарное».
Она примчалась намного раньше, чем я ожидала.
