Пушкина.
– Да, мэм. Это не:
– О, времена, о, нравы, а специально собрались, чтобы выразить свою готовность поиздеваться не только над моим умом, но и над его разумом.
Просто стая, как пришельцев не из этого мира.
– Да, сэр, как в спектакле, если смотреть из будущего.
– Ты кто, вообще?
– И в частности, но мы не знакомы.
– Не верю. Я никому не верю!
– В том-то и дело, сэр, что человек, каким он был – таким он и остался, – добавил уже я сам:
– Он любит свойство ошибаться.
– Нет, нет, мэм, не только человек не всё понимает, но само пространство придумано так, что злится – несмотря на понимание – что ему предлагают служить дома уже после работы в поле. Не может понять, почему нет перерыва в работе не по самому своему не добро-хотению, а:
– Из-за такого именно устройства мира, – согласилась она, что я подумал, – нет, не про Малышку на Миллион, а кого-то другого, даже не на Аллу Два.
Не зря Пушкин поехал дальше, видя, что пули падают с воза, как предвидение его смерти. И даже этой ценой не смог убить противника, имеется в виду Дантеса. Памятник поставили, а произведения блокировали. У меня с собой его открытие, Воображаемый Разговор, – абсолютно не срабатывает против других людей, как Энигма.
Что старший сын, что младший с картинок с выставки в Станционном Смотрителе – а разницы никакой. Младший вернулся, все радуются, но чему? Если, очевидно, что он ничему не научился за время своей трагической экскурсии на Землю.
Или принес всё-таки эту Чашу Грааля в дом Отца Своего? Имеется в виду, еще одно пространство Нового Завета. Поля для Текста Книги Жизни. Ибо больше радоваться нечему, как только именно:
– Второй Скрижали Завета, – где можно отдохнуть, как в личной жилплощади Канта, который так и заповедал – напрасно пропетым некоторыми солипсизмом:
– Иво там нету!
Что значит, попытка войти в эту заповеданную богом для человека комнату, всегда будет неудачной. Квартира-то Соб-ст-венна-я-я!
Достоевского, придумавшего тараканьи бега на картах раньше Михаила Булгакова и то:
– Не только раздели до нитки, но и сожрали саму идею, иметь и человеку свою отдельную мазанку, как спасение и даже счастье от постоянного наказания такой слежкой, какой не было и у Царской Охранки, которая воспользовавшись отсутствием даже у царя Александра Второго этой отдельной от всех поллитровки – загоняла по городу, как козу, перепутавшую этот город со своим родным предместьем.
Раскольников, на что уж был умным человеком, специально придумал эти две комнаты, как никому до него неизвестные, чтобы:
– Прыг со сцены, – и уже дома, или наоборот:
– Они меня ищут, а я в Театере, – найти вообще нельзя, ибо по сравнению с Землей – это другая планета.
И наоборот, они за мной, мол, долги-молги, а я в Сиэтэ, – а:
– Где это все знают,