он вреден, и от него рано умирают – радиация.
– Ерунда всё это! Сказки и страшилки для трусов. А в Магадан я, возможно, ещё поеду, но сначала в Ленинабад. Да и по правде сказать, хочется посмотреть Самарканд, Бухару, Ташкент – говорят, экзотика.
– Ну, ну, давай, давай! Смотри, чтобы здоровым и богатым возвратился, а то ведь и без штанов можешь остаться!
– Типун тебе на язык.
Владимир, прихватив с собой любимую гитару, выехал в Ташкент. По приезду его разместили в комнате общежития, где стояло двенадцать коек. Начались будни. Работа была трёхсменной. В комнате всё время кто-нибудь спал после смены, поэтому все говорили вполголоса, стараясь не разбудить товарищей. Работа забойщика очень трудная. Врубовые машины в то время только начали применяться, и приходилось вручную кайлой отбивать куски породы от рудной массы. Потом забойщик наполнял таратайки рудой, и возчики отвозили её по забою к лифтовой шахте. Нестеров быстро научился работать отбойными и бурильными молотками, изучил буровые станки, скреперные лебёдки, прокладывал узкоколейные пути и перестилал катальные доски. Его вскоре назначили бригадиром, и он теперь начал размечать расположение, глубину и направление шпуров для размещения зарядов при взрывных работах, возводить временные и постоянные крепи, следить за давлением горных пород и направлением выработок.
В забое очень подружился с пожилым горнорабочим Александром. Тот как-то предложил ему:
– Володя! Ты хороший и трудолюбивый малый. Переходи ко мне жить – у нас двухкомнатная квартира. В общаге разве жизнь? Ни покоя, ни отдыха.
У тебя тяжёлая работа, да ещё это скотское жильё. Пока молодой – надо пожить.
Нестерову и впрямь надоела холостяцкая жизнь в опостылевшем общежитии. Оно ничем не отличалось от казармы, где он провёл три года. Он с радостью согласился:
– Спасибо, Петрович! Квартплату – сколько скажешь.
– Да не надо ничего! Будешь питаться с нами. Мы вдвоём с Дарьей. Она не работает – домохозяйка. Нам на жизнь хватает – заработок у меня хороший. Вот деток мы так и не завели. Шахта наша, видно, вредная и здоровье моё пошатнулось за эти пятнадцать лет, что здесь батрачу.
И Володя стал жить на хлебах у разборщика кусков пустой породы хлебосольного Петровича. В первый же вечер втроём выпили по одной-другой, засиделись за полночь. Жена у Александра «ещё в соку» – невысокого роста, чуть полноватая, светловолосая. Разрумянилась, бегает в кухню туда-сюда, ухаживает за мужиками, а сама вскользь игриво посматривает на квартиранта. Что удивило Нестерова? Петрович абсолютно не реагировал на поведение жены. Он, кажется, даже поощрял её шутки, и подыгрывал ей. Даша, наливая всем водки в стаканы, смеясь, спросила:
– Володюшка! Говорят, у вас в шахте много молодух – откатчиц, коногонов, тормозных. Неужели не заимел кралю?
– Да нет! Я их не замечаю. Не по мне они.
– А что,
