повторила Марья, когда девочка, пораженная грубыми словами и грубым тоном, которым они были сказаны, взглянула на нее с удивлением. – Раздевайся да ложись скорее, сама не спишь и другим мешаешь… Ты ведь сегодня, небось, целый день ничего не делала… баклуши била… а я с утра спину гну, работаю, да и детки мои тоже не сидят сложа руки, им покой нужен; ты, слава Богу, не маленькая, должна, кажется, все это понять и стараться угодить своим благодетелям, а не раздражать их!
Дуня молча встала с колен, обтерла слезы и, обратившись к благодетельнице, спросила дрожащим голосом, где ей можно лечь.
– Подстели на пол мое старое одеяло и ложись, – отозвалась Марья, – у нас нет для тебя пружинных матрасов.
– А подушка? – нерешительно спросила Дуня.
– Скажите, пожалуйста, какие нежности! Еще подушку ей дайте; можешь и без подушки.
– Мама, позволь мне уступить мою, – перебила речь матери старшая девочка Анюта.
– Пустяки! Спать без подушки, чтобы к утру разболелась голова, не надо! Одну ночь обойдется, а завтра все её вещи принесут сюда, так своя верно найдется…
Дуня взглянула с благодарностью на Анюту. Она была глубоко тронута её сочувствием, тем более что сразу поняла и догадалась, что девочка не могла не бояться такой недоброй женщины, какою была Марья, и, решившись на противоречие, рисковала сама получить неприятность, что и случилось в действительности.
Марья взглянула на нее злыми глазами, сдвинула свои густые брови и погрозила кулаком.
– А у меня вот две подушки, да я не дам! – раздался голос маленькой Тани, которая все время молча прислушивалась к вышеописанному разговору и насмешливо смотрела на окружающих.
Таня была любимица Марьи – ей позволялось все: она никогда не видела от матери косого взгляда, а постоянно слышала одни только похвалы, вследствие чего давно привыкла считать себя красавицей, перед которой все обязаны были преклоняться.
– Недоставало только того, чтобы ты осталась спать с одной подушкой, – обратилась к ней Марья, сразу изменив интонацию голоса и выражение лица.
– Ну, довольно спорить! Я спать хочу, замолчите! – оборвала девочка и, повернувшись к стене, закрыла глазки.
Марья на цыпочках пробралась к собственной кровати. В избушке воцарилась тишина, затем раздался храп Марьи и мерное дыхание обеих девочек, свидетельствовавшее о том, что все они заснули.
Дуня между тем, присев на полу около печки, куда Марья бросила обещанное одеяло, продолжала плакать; закрыв лицо и уткнувшись в железную заслонку печки, она делала всевозможное усилие, чтобы не разрыдаться громко и не навлечь на себя нового гнева злой женщины, совместная жизнь с которою сулила ей в будущем мало отрадного.
Таким образом прошло около часа.
– Ты, кажется, не спишь? – раздался вдруг над самым ухом нашей маленькой сиротки
