от тех, кто по причине клеветы кажется лукавым, есть дело мужей мудрых, которые собственной рассудительностью о многом многим доставляют безопасность.
Василий. Это именно тот образ речи, какой употребил бы человек, ничего не делающий просто и без хитрости. От подозрения в нововведении охраняет он себя покровом защитительной речи и уловляет благорасположение слушателей тем, что приступает к слову, будучи вынужден к тому клеветой. А что слово «защищение» (άπολογία) у него суть один вымысл, обнаруживается тем, что, не зная, кого наименовать своим обвинителем, с обвинениями которого он собственно и собирается бороться, предлагает нам безличную [театральную] драму апологии, не по долготерпению удерживаясь упомянуть имена оскорбителей (удержался ли бы от сего человек, который таким множеством упреков осыпает ему противоречащих?), но, опасаясь, что ложь сделается очевидной, стыдится он назначить известные лица своими обвинителями. А когда было бы ему кого наименовать, то непременно бы высказал и разгласил это если не в удовлетворение собственному своему гневу, то, по крайней мере, чтобы послужить безопасности многих, о чем и обещает особенно позаботиться. Но скрытное лукавство вредоноснее явного. Поэтому если бы знали мы клеветников, то удобнее избежали бы их невоздержных языков и недобрых расположений (употреблю собственные слова этого мудреца).
Но поскольку, по какой бы то ни было причине, тогда умолчал он, то теперь спросим и пусть отвечает: что за обвинители, которые, предупредив его своими клеветами, сделали для него необходимой защитительную речь? Из какой части вселенной пришли они? Кто эти судьи, перед которыми вступает он в состязание? В какое судилище вошел он с этой жалобой? Где, на суше или на море, собрания сих судей? Ибо что ему на сие сказать? В Селевкии? [381] Но там они потерпели поражение в молчании, ибо многократно призываемые собравшимися, чтобы дать отчет в том, что доносили на них, не явились и по этой причине были тогда осуждены. У меня идет общая речь обо всем их собрании, которое через общение в нечестии, подобно какомунибудь больному члену, отделилось от здравого Тела Церкви. Или в Константинополе [382]? Но там не нужно было ни защищения, ни речей. Ибо, склонив на свою сторону служащих при царском дворе, а из прочих – людей наиболее сильных, приступили к делам, имея у себя больший перевес. Сами были и обвинителями, и судьями, и исполнителями приговора – всем, чем только хотели, когда, одних епископов изгоняя, других возводя на престолы, а иным угрожая опасностью жизни, сами с полной властью делили между собой города. И некто [383], выгнанный из сирийских городов, как бы для самовластительства[384] получил Константинополь, а сам этот необоримый и страшный слагатель речей [385] в награду за нечестие приобрел Кизик; Феосевию же, по обличении в невыразимых хулах, отдали Сардийские церкви. Умалчиваю о вифинцах, пафлагонцах, киликийцах [386] и обо всех, кого коснулось это
Свт. Василий Великий имеет в виду, очевидно, собор 27 сентября 359 года в Селевкии – столице Исаврии, провинции на юге Малой Азии. Здесь собралось 160 епископов, из которых большинство были омиусиане (105 епископов составили «блок» против немногих сторонников Никейского учения о единосущии). Им противостояли 35–40 омиев – последователей Акакия Кесарийского и 19 аномеев. Важным для хода собора было присутствие свт. Илария Пиктавийского из Галлии, находившегося в это время в изгнании на Востоке. Сторонники Акакия сформировали здесь новую арианскую партию на основе осуждения термина «неподобный» в пользу выражения «подобный» (однако не в смысле подобия по сущности, как термин «подобный» понимали омиусиане, но «по воле»). Исповедание веры Акакия было «подобный во всем». Но квестор Лев, направлявший как представитель императора ход собора, вечером четвертого дня заседаний собора провозгласил его отмененным из-за наличия двух партий. С этого момента акакиане отказались приходить на заседания, где большинство было омиусианским, которое продолжало собираться по рекомендации свт. Кирилла Иерусалимского. Акакий и его сторонники отказались принимать участие в этих заседаниях, несмотря на приглашения. Собор провозгласил низложение нескольких епископов-ариан: Акакия, Георгия Александрийского, Урания, Евдоксия, Патрофила и др. Впрочем, сам Евномий не был в это время еще епископом (SC. T. 299. P. 152–153). –
Имеется в виду собор, который происходил в Константинополе в 360 году. На нем сторонники арианина Акакия победили, так как император был на их стороне. Здесь было принято исповедание «подобный» вслед за собором в Римини, но акакиане в то же время подтвердили свое отделение от аномеев, низложив из чина дьяконства Аэция. Сам Василий присутствовал на этом соборе в качестве чтеца своего епископа Диания. Акакиане низложили в свою очередь ряд омиусианских епископов: Македония, Василия Анкирского, Евстафия Севастийского, Еортасия Сардийского, а также свт. Кирилла Иерусалимского. Елевсий, епископ Кизический, был заменен на Евномия. Об этом соборе также упоминают: сам Василий в своих письмах;
Евдоксий, преемник Македония. См.:
ώς έπι τυραννίδα.
Евномий. –
Жители соответствующих римских провинций, которые располагались некогда на территории современной Малой Азии: Вифиния и Пафлагония – в северной ее части, а Киликия – в юго-восточной. Это была сфера влияния ариан – омиев и аномеев. Вообще, впоследствии Евномий стал поставлять епископов и за пределами собственной церкви (SC. T. 299. P. 155). –
