одного из не очень известных учеников прославленного древнегреческого философа Сократа[34], наставника знаменитого Диогена[35]. А вот под этими одеждами и скрыто главное, суть и сущность Истории. Что же это? Интрига, интрига и еще раз интрига, догадливый мой читатель.
Слово «интрига», как и всякое достойное уважения слово, происходит из древнегреческого языка[36] и в точном переводе значит «пружина», точнее – «опасная пружина» и еще точнее – «опасно сжимаемая пружина».
Сжимают ее люди, которым избыток желаний и все того же любопытства вкупе с обычной непоседливостью и еще кое-какими качествами и чертами характера не дают вести размеренно-обыденную жизнь в привычных делах и заботах, и потому-то они и сжимают и закручивают ее, эту пружину, до тех пор, пока она не разожмется и не подбросит вверх тормашками всех, кто сжимал ее, вместе с теми, кто мирно вращался в кругу спокойной жизни и ни во что не совал своего носа.
Вот тогда-то и меняется мир, со всеми его странами, башмаками и шляпками. А люди, нарядившись в новые одежды, опять начинают сжимать все ту же пружину, движимые все теми же желаниями, прихотями и чудачествами, которые сплетаются в цепочки, тянущиеся из прошлого в будущее, завязываются мелкими узелками, а время от времени затягиваются в сложнейший узел, и его потом приходится развязывать, распутывать, а то и разрубать мечом, как это сделал однажды нетерпеливый царь македонян Александр[37], благо меч у него всегда был под рукой, а решимости ему было не занимать.
Читателя, жаждущего скрупулезного разбора фактов и глубокомысленных выводов, я отсылаю к библиотечным полкам, заполненным трудами самых кропотливых историков, среди них преобладают немцы – безусловно, именно им, а не кому-либо еще нужно отдать пальму первенства, когда дело доходит до точности и глубокомыслия, по поводу, к примеру, непонятных, далеких звезд[38] на ночном небе и нравственного закона – а к чтению моего сочинения я приглашаю только любителей интриги.
Интриги, интриги и еще раз интриги, плаща и кинжала, любви и шпаги.
Ибо, как и еще один француз[39] – он хотя и не обладал африканским темпераментом[40], но тем не менее не стеснялся присущей его соплеменникам легкости и простоты вкусов, – я тоже променял бы[41] любые серьезнейшие исторические труды на разного рода подробности, особенно интимные и потому не вошедшие в официальные отчеты, реляции и манифесты.
Я держусь мнения, что именно они, эти интимные и тайные, а вследствие своей тайности малоизвестные[42] подробности, и есть основа интриги всех событий. А интрига и есть История, что я и докажу тебе со следующей страницы, мой доверчивый, а главное, ленивый читатель: когда-то ты поленился прочесть какого-нибудь Карамзина[43] с Соловьевым[44] в придачу или Лависса и Рамбо
