спросила я
– Нет, не Синди.
Радостная улыбка исчезла с моего лица.
– А какую? – спросила я.
– Ту, с которой ты всегда играла, – ответила Вера, всё так же добро улыбаясь.
– Не хочу я эту лохматую! – закричала я, – Отдайте мне Барби!
– Мы не отдадим тебе Барби. Мы дарим тебе именно ту, с которой ты играла раньше.
– Тогда отдайте Синди! – скомандовала я.
– Если ты не хочешь, тогда мы тебе вообще ничего не подарим, – сказала Вера.
Она поднялась со скамейки и направилась к дому.
– Ох, какие жадные! Сами играйте с этой страшной куклой! Могли бы и нормальную подарить!
Кристина тоже поднялась и отправилась вслед за старшей сестрой. Разговор был окончен. Только не для меня. С диким рёвом я вернулась к бабушке, жалуясь на жадных сестёр. Бабушка с разборками отправилась к Кристине и Вере. Но правда была на их стороне, и я осталась ни с чем. На следующий день сёстры уехали.
В пять лет я пошла в школу. Умея читать, писать печатными буквами, складывать и вычитать числа до десяти, я не особо переживала об успеваемости, коротая вечера танцами. Родители включали для меня цветомузыку, зашторивали двери, и я, зная, что они подсматривают, танцевала, придумывая свою историю к каждой песне. Определив движение к каждому отдельному звуку мелодии, я представляла себя, выступающей на сцене концертного зала, своих одноклассников, играющих на музыкальных инструментах, и одноклассниц, повторяющих мои движения. Танцевать с другими я стеснялась. Избегая школьных дискотек с самоуверенными девочками на танцплощадках, я не представляла возможным танцевать среди них так же, как дома. Мне казалось, что те, увидев мои танцы, станут смеяться. Мне уже не раз приходилось слышать, как родители, посмеиваясь, рассказывали о моих домашних танцах родственникам. Смущённая, я считала своё увлечение чем-то постыдным и на школьных дискотеках скромно оставалась в сторонке. Наблюдая за танцующими девочками, я придумывала движения, представляя себя танцующей рядом с ними.
Одним летним вечером моим танцам суждено было прекратиться. Лето выдалось очень тёплым. Родители собрали богатый урожай ягод и на веранде готовили варенье. По телевизору не передавали ничего интересного. Время было позднее, клонило ко сну.
– Принеси магнитофон, – сказал маме отец.
Моя сестра, мама и я имели для отца функцию подавателей-приносителей. Для себя он сам никогда ничего не делал, считая это полностью женской обязанностью – обслуживать мужчину. Мы приносили ему чай или воду, если он за просмотром телевизора вдруг хотел пить. Зубочистки, пульт, ложку, вилку, табурет, если ему хотелось перед телевизором вытянуть ноги. Не припомню, чтобы он сам принёс себе что-то необходимое. Отклонить его просьбу, или скорее приказ, мы не могли. Приказ, потому что "Спички мне!" – это не просьба, и не подчиняться было нельзя. Даже за порцией удара по голове мы должны были подходить к отцу сами. Иной раз, играя в комнате, мы громко
