ва, забросила меня в среднестатистическую ВОШ – всеобщеобразовательную школу, маркированную на серой как туалетная бумага табличке номером шестьдесят девять.
Положив в сумку приличную пачку разнокалиберных документов, прошедших сложное хитросплетение зловонного нутра бюрократического организма, я поднялся по щербатым ступеням на крыльцо школы.
Сквозь застеклённую дверь доносился приглушенный шум работы конвейера образования, штампующего новых граждан, перебрасывая их по заготовкам, с порядковыми номерами от одного до числа фанатов длинноволосого бродяги с бородой вместе с ним самим.
Потянув за липкую, от бесчисленного количества касаний учеников ручку, я отворил дверь и шагнул в фойе. Подошва ботинок цвета грозового неба то и дело ступала на проплешины линолеума, триста лет тому пленявшего лоском новизны. Из обнажённых щелей в полу сквозило воздухом, пропахшим подвалом. Проплешины вдоль стен обильно поросли полянами плесени. Шаркая ногами, обутыми в тапки, нещадно изгрызенные личинками домашней бабочки, словно кусок падали гиенами, ко мне подошла седая уборщица.
В левой руке жрица чистоты держала швабру, с развевающим полотнищем половой тряпки, отмеченной россыпью дыр, частота которых могла соревноваться с численностью звезд на небосклоне.
Капли коричневой подобно горячему шоколаду воды падали на высохшие разводы грязи, покрывающие пол морозным узором, превращая их в абстрактные пятна блестящие мнимой чистотой.
– Вам кого? – Осведомилась жрица тоном, могущим заставить прокиснуть молоко или созреть дорогие сорта сыра с неимоверной быстротой.
– Я к управляющему.
– Управляющей, – уточнила женщина и в тоне её появилась едкость достойная лучших отбеливателей на пёстрых прилавках сверх-магазинов. – Вам туда, – махнула она шваброй на нужную мне дверь, разбрызгивая веером влагу, напоившую изношенный кусок полотна, полвека назад сошедший с ткацкого станка ныне не существующей швейной фабрики.
Постучавшись и услышав сакраментальное «войдите» я, как водится, повиновался, хотя на миг, едва согнутые палец ударил по выкрашенной тысяча и одним слоем краски поверхности двери, возникло желание убежать прочь.
Хотя куда я мог убежать? Ведь длинное щупальце хозяйственной каббалы, тянулось за мной бесконечным шлейфом, обещая атрофироваться спустя годы, число которых почитается фанатами рок звезды, понятия не имевшей что такое Рок.
За дверью приемной меня встретил женоподобный секретарь, с медицинской повязкой на шее, оценивающе смеривший меня масляным взором маленьких глаз. Удовлетворившись осмотром он, молча, отворил передо мной пластиковую дверь, имитирующую дорогие породы древесины.
Управляющая сидела за поседевшим от времени столом, оббитым выцветшим зеленым сукном. Стол населяли чернильница синего стекла,
NO-ут и пара-троек толстых канцлерских папок, оскаливших завернутые края документов.
Над головой управлявшей тускло блестела позеленевшей медью эмблема хозяйства, изображённая на фоне обожаемого миллионами цветастого полотна, за годы истории пропитанного кровью похлеще ватного тампона во время сложнейших операций.
– Здравствуйте молодой человек, – важно кивнула мне управляющая, указывая на стул напротив стола, – я являюсь мелким чиновником, хозяйство доверило мне управлять одним из звеньев промышленности образования. Положение знаете, обязывает, представительство в городе требует, чтобы мы повышали показатели успеваемости и вы, попадая к нам должны это понимать. Мы возлагаем на вас большие надежды…
Выслушав эту ахинею, прибавившую управляющей важности, отчего на форменном платье чиновника треснула пара тройка швов, а голова изменила форму, тяготея к эмблеме хозяйства, я не удержавшись, зевнул. Зевок неуловимо проскочил сквозь пальцы и перепрыгнул на сжатые от излишней серьёзности уста управляющей, заставив их повиноваться своей железной воле.
– Извините, не сумев подавить зевок, попросила прощения управляющая. Затем она взяла мои документы и, бормоча под нос, стала их изучать. После этого глава школы отдала несколько коротких распоряжений по селектору секретарю и, пожав мне руку поблагодарила, якобы от лица хозяйства, за сделанный мной выбор профессии.
Итак, в подсвечнике преподавательского поприща стало одной свечой больше, пройдут годы, и будет она коптить огарком, как сотни до нее и тысячи после нее.
Едва выйдя из кабинета, я едва не столкнулся нос к носу со штатной швеёй, получившей от управляющей нагоняй за то что, чиновничье платье не выдерживает бремени власти.
– Пишите заявление, – придвинул мне секретарь девственно белый листик и образец, заключённый в плен прозрачного файла. Рыбьи глазки секретаря то и дело бросали на меня тот самый липкий взор, пробирающий меня до костей похлеще норвежского мороза.
Справившись
