и ботинках, но снял рубашку и остался в белой футболке, мокрой от пота и с желтыми пятнами на воротнике и под мышками, такой ветхой, что ткань почти просвечивала. Олив видела курчавые волосы у него на груди.
В тот момент она возненавидела его. Возненавидела человека, который мог сотворить такое непотребство. Который предал ее и разрушил то, что было ей дорого.
– Привет, Олли, – сказал он, улыбаясь с таким видом, будто сделал ей приятный сюрприз.
У Олив пересохло во рту. Отец как будто ударил кувалдой ее саму, разворотил ее грудную клетку и вывалил внутренности.
– Возьми монтировку и помоги мне, – предложил он.
Олив пыталась выровнять дыхание. Не сорваться на крик или, хуже того, не разреветься, как малое дитя. Казалось, будто комната покачивается и сияет. Все вокруг стало ярким и резким. Олив подумала о дурацком выражении «лопнуть от злости» и только теперь поняла, что это значит. Поняла, что ярость несет в себе огонь, способный воспламенить окружающий мир.
– Но ты сказал, что мы начнем с гостиной. – Олив с трудом выдавила слова; глаза заволокло слезами, которые она изо всех сил пыталась удержать. – Я же говорила, что не хочу ничего менять в своей комнате! Меня она совершенно устраивала.
Отец заморгал за поцарапанными пластиковыми стеклами защитных очков. Темные круги у него под глазами превратились в набрякшие мешки. Он был похож на человека, который неделю не спал, спасаясь неведомо от кого.
– Я думал, это будет приятный сюрприз. Думал, тебе хочется получить комнату лучше прежней.
– Но я не…
– Разве это так плохо? Разве плохо, что я хочу, чтобы моя девочка имела лучшую комнату?
Олив не ответила. Она боялась, что если откроет рот, то начнет вопить или расплачется в полный голос. Почему отец не слушает ее? Почему он никогда и ничего не слышит?
Может быть, мама ушла именно поэтому?
Значит, он не слушал и маму? Просто не обращал внимания на все, что она говорила и о чем просила?
Олив протерла глаза и стиснула зубы. Потом посмотрела на кувалду в руке отца, изо всех сил желая, чтобы он уронил ее. Олив предельно сосредоточилась. Она хотела, чтобы он уронил кувалду себе на ноги и размозжил пальцы, переломал их. Ей хотелось, чтобы он испытал лютую боль.
Пока Олив смотрела, тяжелая кувалда выскользнула из руки отца и с глухим стуком упала на пол, пролетев совсем рядом с носком его правого ботинка. Он не обратил на это внимания.
Олив моргнула, не веря своим глазам, и затаила дыхание.
Это она сделала? Обладает ли она такой силой? Может быть, ее ярость пробудила эту силу к жизни?
«Ничего подобного, Странный Оливер», – подумала она.
Это было совпадение, не более того. Люди не могут повелевать миром такими способами.
Тем более она.
– Я думал, что вдоль
