ведь мы, люди, напрягаем мозг ради счастья других. А роботы только и думают, как обмануть, развести, подставить…
Я не обрёл внутреннюю гармонию. Как инженеру, творцу, мне омерзителен акт разрушения. Я понимаю, как глупо, ради торговли топливом для пустых сердец, создавать армию эгоистичных роботов, а после, в отчаянии хвататься за молоток.
И вот ещё что…
Жить с заботливой туповатой женой не то чтобы плохо, но в душу нет-нет, да и залезет предательская тоска. Как ни крути, человек нуждается в подлинном понимании…
Рассказывают, где-то в Блэк-Рок ещё водятся прежние женщины, без счётной машины в башке и раскалённых остреньких рожек. Но думаю, это не больше, чем сказки.
Точно воробьи в лужах
Ну вот… Не успел.
Глубокая ночь, почти утро. А завтрашнее станет последним.
Нет больше смысла писать…
Будь я литератором-профи, уже бы закончил. Но я инженер, мой язык – язык формул.
Не страшно. Дело жизни завершено, а книги о нём напишут другие.
Жаль, они не знают того, что известно мне. Они не размышляли о бессмертии столько лет.
Возвращаясь назад, я понимаю, как это глупо – потратить всю жизнь на поиск лекарства от смерти. Не найдёшь – упустишь единственно важное: дарованные тебе годы. А если отыщешь, ничего это, в сущности, не изменит.
Вспыхивает огромный экран. Новости…
« …проекта «Возврат». Пятьсот миллионов пожертвовал Берлович. Не за горами тот день, когда бессмертие станет общедоступным».
Да, да… Безусловно. Станет.
Люди нуждаются в светлом будущем. Без него им темно в настоящем.
Переключаю…
«О спасении не тела, но духа заботьтесь!», – вещает один мой клиент.
Накатывает тошнота, и я выключаю экран…
Опытный образец репликатора я построил, когда мне не было и тридцати. Это было самой лёгкой частью работы. Полсотни лет я пытался подарить его людям, а они упирались.
На перенаселённой планете бессмертие позволительно только кучке вождей.
Теперь дело жизни завершено. Разумеется, насколько это возможно…
Возможно было бы легче, если бы я взял трость. Но отчего-то стесняюсь.
Идти тяжело. Сердце выскакивает, сбивается с ритма.
Сажусь на скамейку. Становится легче, но ненамного.
Достаю термос и бутерброд.
Последние дни лета. Воробьи купаются в лужах. Молоденькие – третий выводок. Искрятся капли в ярких лучах.
«А ведь скоро они все умрут! Может, в первый и последний раз плещутся! Не пережить им зимы, запоздали с рождением!»
Наливаю чай…
Чай хорош так, как бывает лишь в последний день жизни.
Мы сидим на открытой веранде, пронзённой острыми лучами едва взошедшего солнца. Над чашками вьётся дымок, сотканный из тысяч танцующих капелек.
– Да не пей! Беги! – грустная улыбка на
