Валуев, крупный, большеголовый, с широченными, квадратными плечами, плотно обтянутыми розовой рубахой китайского шелка, сидел в полутемной горнице один. Беспрестанно зевая, он дремал над наполовину опустошенной серебряной братиной с белым медом, рядом стояли деревянные, с позолоченными ободками тарелки с квашеной капустой с клюквой, с крупно нарезанными ломтями окорока, солеными грибами.
Холоп, которому передалось нетерпеливое волнение незнакомца, спрашивать дозволения у сына боярского не стал, сразу завел его в горницу. Валуев, открыв глаза, удивленно уставился на обоих.
– Епишка?! – узнав незваного гостя, он даже привстал невольно; едва кивнул в ответ на низкий поклон пришельца.
– Он самый, господине, – твердым голосом ответил тот; волнение его, казалось, куда и делось.
– Да как же ты, беглый холоп, тать, душегубец, насмелился?! – выскочив из-за стола, рыкнул Валуев. – Бориско, зови дворню, хватай его!.. – И, угрожающе выставив руки с огромными кулаками, он стал надвигаться на пришельца.
Но тот даже не пошевелился; кривая ухмылка перекосила его рябое лицо с чахоточными пятнами на впалых щеках.
– Не торопись хватать меня, Сидор Тимофеевич, выслушай поначалу! – насмешливо произнес Епишка. – Нет у меня часу тары-бары с тобой разводить…
От такой дерзости сын боярский побагровел, с миг не мог произнести и слова. Тяжело дыша, лишь таращил глаза на своего бывшего холопа, сбежавшего несколько лет назад.
Бориско, который уже готов был исполнить наказ хозяина, истуканом застыл в углу горницы, потрясенный происходящим.
– С повинной пришел, что ль? – наконец выдавил из себя сын боярский.
– Еще чего не хватало! – едко бросил Епишка, с нагловатой усмешкой поигрывая рукояткой ножа, который висел у него за поясом. – Так бы уж и явился я к тебе с повинной… Ин ладно, не о том речь, слушай, Сидор Тимофеевич, пока еще час есть… Только поперво дай глоток меду испить, в горле пересохло. – И, не ожидая разрешения, потянулся к братине.
Тут уж Валуев не выдержал, бросился на него, но рябой оказался проворнее, отскочил в сторону, выхватил нож, замахнулся…
– Не торопись, коза, в лес, все волки твои будут! – зло выкрикнул незваный гость. – Аль и вовсе ополоумел? Тут, может, жизни твоей всего ничего осталось, а ты дурью маешься, – продолжал он уже потише. – Как хошь, я и уйти могу! – Рябой направился к двери.
– Чего уж там, говори… – нехотя протянул сын боярский.
– Накажи выйти Бориске, тогда скажу. Да побыстрее! – чуть не приказным голосом бросил тот.
Хозяин, оторопело мигая, весь настороженно напрягся, но велел холопу выйти – понял наконец, что беглый тать неспроста явился. Самолично наполнил чару медом, терпеливо ждал, пока рябой осушит ее.
– Только не задаром, Сидор Тимофеевич, скажу за мзду добрую, – вытирая тыльной стороной ладони жиденькую бородку и усы, сказал гость.
– Сколько? –
