сиденье своего обитого особо мягким красным бархатом трона, стоявшего во главе полукруга из кресел, обычно занимаемых тридцатью членами Тайного совета. Дадли подал королю платок, и Эдуард прижал его ко рту в приступе кашля.
Отняв материю от губ, он увидел на ней розовый след.
Святое дерьмо.
Уперев взгляд в этот след, король хотел было вернуть платок Дадли, но герцог торопливо произнес:
– Пусть он останется у вашего величества, – и отошел на другой конец зала, где принялся привычным движением теребить бороду в глубокой задумчивости.
– Я полагаю, – мягко начал Дадли, – нам необходимо поговорить о том, что вы намерены предпринять.
– Предпринять? Речь идет о грудном недуге. Он неизлечим. Очевидно, что мне не остается ничего другого, кроме как умереть.
Дадли соорудил сострадательную улыбку, выглядевшую на его лице весьма ненатурально, так как улыбаться он не привык.
– Да, государь, боюсь, это правда, но смерть в конце концов ожидает всех нас. – Он продолжал поглаживать бородку. – Новость эта печальна, но мы обязаны использовать ее как можно плодотворнее. Надлежит еще многое сделать для блага королевства, прежде чем вы скончаетесь.
А, «для блага королевства». Вечное «благо королевства». Эдуард кивнул.
– Хорошо. – Он постарался придать голосу больше смелости, чем находил в себе. – Говорите, что я должен сделать.
– В первую очередь мы должны позаботиться о линии наследования. О том, кто займет трон после вас.
Эдуард вздернул брови.
– Вы хотите, чтобы я женился и произвел на свет наследника менее чем за год?
А что, это приятно. Наверняка удастся поцеловаться, соприкасаясь языками.
Дадли прочистил горло.
– Гмм… Нет, ваше величество. Для этого вы в недостаточно добром здравии.
Эдуард хотел было пуститься в спор, но вспомнил о розовом пятне на носовом платке и о том, как мучительно тяжело дался ему простой путь из одного конца дворца в другой. Ясно, что он не в той форме, какая нужна для обращения с женой.
– Что ж, – сказал он, – в таком случае, полагаю, престол достанется Марии.
– Нет, государь, – поспешно и резко бросил Дадли. – Мы не можем допустить, чтобы английская корона попала не в те руки.
Эдуард нахмурился.
– Но она – моя сестра. Она – старшая. Она…
– Она единосущница, – вставил Дадли. – Мария воспитана в убеждении, что всякое звериное волшебство есть зло, которого следует страшиться и уничтожать при любой возможности. Если она станет королевой, то немедленно вернет страну в Темные века. Ни одному эзианину не будет тогда покоя.
Эдуард в задумчивости откинулся на спинку трона. Герцог говорил верно. Мария не потерпит у себя эзиан (как мы уже заметили выше, она воспринимала их только с хрустящей корочкой). Кроме того, у нее нет чувства юмора,
