style="font-size:15px;"> Накануне меня пригласили с моими собаками и обезьяной, чтобы позабавить и развлечь больного ребёнка. После сегодняшнего урока я сделался товарищем, вернее, другом Артура.
Госпожу Миллиган очень огорчало то обстоятельство, что её сын ничему не учился. Несмотря на его болезнь, она хотела дать ему известные навыки, которые помогли бы ему по выздоровлении начать регулярное учение.
До сих пор она мало чего достигла. Артур не отказывался учиться, но и не проявлял должного внимания и прилежания. Потому-то госпожа Миллиган и была так обрадована, когда услышала, что он выучил со мной басню в полчаса, тогда как она не могла заставить его выучить её в продолжение нескольких дней.
После этого случая мы быстро подружились с Артуром и, как это ни странно, ни разу не поссорились.
Путешествие по воде было чудесно. Мы не испытывали ни скуки, ни утомления, так как всё чаще время было разумно заполнено. Если окрестности нам нравились, мы делали в день только несколько километров, если казались однообразными, плыли быстрее. Когда солнце садилось, мы останавливались там, где нас заставала ночь, и стояли на этом месте до рассвета.
В холодную погоду мы усаживались в столовой, где затапливали печку, так как сырость и туман были вредны для больного. Зажигались лампы; Артура придвигали к столу, я садился возле него, и госпожа Миллиган показывала нам книги с картинками или фотографии различных видов. Когда мы уставали смотреть картинки, она брала книжку и читала нам вслух или же рассказывала нам легенды, исторические события, относящиеся к той местности, которую мы проезжали. Она говорила, не сводя глаз с лица сына, и было трогательно видеть, какие усилия она прилагала к тому, чтобы её рассказ был интересен и понятен мальчику.
В хорошие, теплые вечера я брал арфу и, спустившись на берег, становился где-нибудь под деревом, пел песенки и играл различные пьесы. Артур с большим удовольствием слушал музыку и часто кричал мне: «Сыграй ещё!» Тогда я повторял только что сыгранное.
Мне, ничего не знавшему, кроме бедной хижины матушки Барберен и тяжелых скитаний с Виталисом, впервые жилось спокойно и беззаботно.
Как не похожи были утомительные, длинные переходы, когда я брёл по колени в грязи, под дождём или палящим солнцем за своим хозяином, на эту прогулку в плавучем домике!
Уже два раза я пережил тяжесть разлуки с теми, кого любил: первый раз, когда был оторван от матушки Барберен, второй, когда меня разлучили с Виталисом. И вот теперь, когда я остался совершенно одиноким, без поддержки и опоры, я встретил людей, которые выказали мне участие и которых я искренне полюбил. А моё сердце так жаждало любви и привязанности! Сколько раз, глядя на бледного, больного Артура, прикованного к доске, я – здоровый и сильный – завидовал ему…
Я завидовал не богатству, которое его окружало, не его книгам и игрушкам, – нет, я завидовал тому, что у него есть мать, которая его так нежно любит.
Я с грустью говорил себе, что у меня её нет и никогда не будет. Если когда-нибудь снова я увижу матушку Барберен, то никогда уже не смогу назвать ее, как прежде, «мама», потому что
