сверху кучу тяжелой сырой земли и воткнули в нее крест – по традиции, а не потому что Гнус был религиозен (по правде говоря, при жизни тот не имел даже понятия о всякой заоблачной хрени). В общем, зарыли основательно. Все это не было сном. Значит, сон, вероятно, снился Жирняге сейчас? И время было подходящее – около часу ночи…
Началось с того, что кто-то поскребся в окно его спальни. В последнее время Жирняга спал чутко. Он вскинулся на кровати и часто задышал. Позвать телохранителей не решился – те и так давно сделали из него посмешище… Луна прыгала в тучах, как рыба в волнах, и от того уродливые тени скользили за окном.
Затемнение… Снова этот звук… Да, вот именно: вжик-вжик по стеклу. Что-то твердое… Ветка? На пятьдесят шагов вокруг дома Председателя были вырублены даже кусты… Собака, лиса? Жирняга был не силен в зоологии. Мясо он предпочитал в виде котлеток… «Уволю дармоедов!» – подумал он о телохранителях.
Звук стал громче и настойчивее. Ничего не знавший о страусах Жирняга инстинктивно избрал страусиную тактику, спрятался под одеяло с головой и стал потеть. Пот был нехороший – холодный и липкий, как никогда… Звук проникал сквозь ватную преграду и вливался Жирняге в уши. Через минуту он чувствовал себя так, словно кто-то ковырял его барабанные перепонки ледяным инструментом.
Тихо повизгивая от страха, Жирняга вскочил и начал подкрадываться к окну сбоку. Скрип доски под ногой показался ему пронзительным. Председателю очень хотелось вопить благим матом, но под толстыми наслоениями жира пряталась страшно ранимая душонка, страдавшая от уязвленного самолюбия, и потому он сдерживал крик до последнего.
Жирняга на цыпочках добрался до того места, с которого была видна часть пустыря за окном. Луна утонула в тучах в очередной раз. Во тьме кто-то поскреб по стеклу, а Жирняге показалось – по его позвоночнику. Он икнул, булькнул и прилепился носом к холодному стеклу. Пятно конденсата быстро разрасталось, отделяя беднягу от кошмара, который еще даже не принял зримую форму.
Луна вынырнула из тучи, словно голова тонущего человека из воды. В ее сиянии Жирняга был бледнее своего застиранного белья. Он снова почувствовал, что в паху у него стало мокро. Две струйки потекли по бедрам. Только на сей раз это был не пот.
По ту сторону стекла стоял Гнус и скреб ножиком по стеклу. Небольшим таким ножиком – сантиметров двадцать длиной и с кишкодером. Помощник Начальника был раздет до пояса. В дыру на груди луна не заглядывала. Там все еще чернели комья сырой земли.
Гнус прошептал что-то своим перекошенным ртом. Жирняга не мог его слышать – но он прочел по губам.
– Хочешь похудеть? – спросил Гнус.
И ударил ножиком по стеклу.
Примерно в это же время на другом конце города в гостинице со странным названием «Олхозник» происходило вот что: изрядно поддавший Валет стоял посреди своего номера в легком недоумении и держал в руках женский парик. И хорошо, если парик, – с каждой секундой
