могут разрешить свои споры, даже основанные на расовых различиях. Теперь я начинал понимать пределы моего ограниченного опыта. Почти все беседы с Дедом и его друзьями сводились к пересечению политики и расы. Я не мог уследить за всеми нюансами их споров, особенно когда речь заходила о местной политике, но даже я видел огромный разрыв между их видением мира и тем, как социологи представляли жизнь городских бедных.
Однажды я спросил Деда и его друзей, не согласятся ли они ответить на вопросы из анкеты профессора Уилсона. Они согласились, и я несколько дней пытался их опрашивать. Но я чувствовал, что не двигаюсь с места. Большинство разговоров в итоге сбивались с пути из-за постоянных перебиваний и незаконченных мыслей.
Чарли видел, что я обескуражен. «Перед тем как сдаваться, – сказал он, – тебе, наверное, надо опросить людей, с которыми ты правда хочешь поговорить, – с молодежью, а не с нами. Это единственный способ добиться того, что тебе надо».
Так что я отправился на поиски черных молодых людей. В библиотеке Чикагского университета я проверил данные переписи населения, чтобы найти участок с бедными черными семьями, в которых были члены от шестнадцати до двадцати четырех лет.
Проджект Лейк-Парк выглядел перспективно, по крайней мере на бумаге, и я наугад выбрал здание номер 4040 и обвел маркером в своей распечатке переписи квартиры, где жила молодежь. В эти двери я и буду стучать. Дед сказал мне, что я могу пойти в любой день. «Большинство черных в проджектах не работают, – сказал он, – так что им больше некуда идти». Все равно, я подумал, что выходные – лучшее время, чтобы найти много людей.
Прохладным ноябрьским субботним вечером я пошел искать здание 4040 Саут-Лейк-Парк, один из нескольких многоэтажных проджектов в Окленде, районе возле озера примерно в пяти километрах к северу от Чикагского университета. Окленд был одним из самых бедных районов Чикаго, с соизмеримо высоким уровнем преступности, безработицы и населения на пособии. Его население было преимущественно черным, начиная от южной миграции в начале двадцатого века. Район вокруг проджектов Лейк-Парк вообще не был похож на район. На улицах было мало людей, а в некоторых кварталах было больше пустых участков земли, чем зданий. Помимо нескольких винных магазинов и разваливавшихся бодег6, торговли почти не было. Меня поразило, что большинство проджектов, хотя они и строятся в городах, противоречат самой идее городской жизни. Города привлекательны благодаря их калейдоскопическому разнообразию: гуляя по улицам хорошего города, можно увидеть расцвет и упадок, торговые и увеселительные заведения, множество национальностей и столько же проявлений общественной жизни. Но в проджектах, по крайней мере снаружи, кажется, царила безрадостная монотонная жизнь, здания тесно сбивались рядом, но изолировались от остального города, как будто они были ядовитыми.
Вблизи дома с тусклыми желтыми кирпичными стенами, испещренными рядами угрюмых окон, были похожи на высокие шахматные доски. В некоторых из окон были
Бодега – небольшой универмаг.
