слышал скрежет под подошвами, бряцанье снаряги и хриплое дыхание, и каждый звук бил по сердцу разрядами тока, а от напряжения пересохло во рту. Макс потерял чувство времени и расстояния и, словно по волшебству, переместился за спины дозорных, превратившись в невидимого наблюдателя, всецело разделяющего пронизывающее дозорных волнение.
– Ребят, вы как? – Макс не выдержал и первым нарушил тишину.
– Как в шахте, – буркнул Захар. – Не грузи, пацан. Пока все ровно, а станет криво – сами скажем.
Пару минут спустя рация выплюнула простое, но очень емкое:
– Черт!
– Что там?
– Старшего кликни.
Командир тут же поднес к губам коробочку микрофона на скрученном проводе:
– Слушаю.
– Шнур перебили, – вздохнул боец. – Гребаные крейдеры.
– Поясни. – Седовласый «капитан» нахмурился.
– Разрыв примерно в ста метрах от моста. Кольчуга, начинка – все в труху, будто топором кромсали.
– Обожди. Свет погас полчаса назад. Если бы бандиты рубили кабель, мы бы услышали.
– Ну, не знаю, – бросил Захар. – Как вижу – так и говорю.
– Эй, – в разговор вклинился встревоженный голос напарника. – Глянь, светится…
– Что у вас там светится? – разъярился начальник. – А ну, бегом назад!
– И правда… светится. – Дозорный, казалось, не услышал приказа. – Красным.
– И приближается…
Крик утонул в стрекоте очередей. Секунды спустя пальба стихла, но сквозь помехи отчетливо слышались щелчки спусковых крючков.
– Куда оно делось?!
– Попали, нет?
– Захар! Даня! – рявкнул командир. – Отвечайте!
– Может, помочь? – предложил один из снайперов.
– Пост не оставлять! Малой, свяжись с базой, пусть…
– Сука! – Отчаянный рев сменился мокрым хрустом, на миг наступила тишина, а затем раздался такой вой, что закаленные дозорные отшатнулись от рации, как пауки от спички. Бедолага орал так, словно его жрали живьем. Напарник дал очередь, но пальба почти сразу сменилась чавкающим звуком, за ним последовал еще один, и все стихло. Но рации продолжали работать, и миг спустя Макс услышал то, от чего вопреки воле навернулись слезы, а волосы встали дыбом.
Больше всего это напоминало астматические хрипы в железный раструб с примесью едва различимого бульканья слюнявой пасти. Время от времени дыхание срывалось то на свист, то на цоканье, перемежаясь пробирающими до мурашек натужными предсмертными вдохами и тихим скрипом сушины на ветру.
Никто толком не понял, как долго длился этот потусторонний (в обоих смыслах) звук, пока рации, судя по оглушительному хрусту, не раздавили. А вот чем – пальцами, пяткой или зубами – большой вопрос, но каким бы ни был ответ, ничего хорошего бойцам он не сулил.
– Малой! Малой!! –
