отправляю «львов». Держись, помощь близко.
Позже на допросе радистка скажет, что ей показалось, будто на той стороне взорвалась граната – столь сильным был раздавшийся грохот. За ним бахнуло потише – рация упала на пол, но микрофон все еще ловил единственное слово. Голос то срывался на визг, то ниспадал до неразборчивого шепота: «Нет! Нет. Нет…»
– Видел когда-нибудь такое? – Майор коснулся исполосованной створки, и та повисла на верхней петле.
Кадавр качнул головой. Дверь выглядела, как после столкновения с ковшом экскаватора.
– Вот и я не видел. Ладно, заходим.
Банан перекрестился, переступая порог. Карина фыркнула, но ничего не сказала.
Девятый сидел в конце молельного зала, вжимаясь спиной в алтарь. Остекленевшие глаза чуть не вылезли из орбит, рот распахнулся до передела, а правая рука вытянулась вдоль туловища – бедняга пытался то ли защищаться, то ли заслонить пятерней то, что надвигалось от входа. То, что разнесло дубовые доски, как гнилую фанерку. То, что заставило пацана поседеть.
– Ран нет, – произнес медик, осмотрев тело.
– И отчего он помер?
– Вскрытие покажет. Но дам девять из десяти, что бедолага преставился от страха.
Глава 1. Дикая охота
Июль 2033
Белгород
71 километр к северу от Харькова
Население до Войны ~ 377 000
Население после Войны ~ 4000
Старики верят: волчий вой – к большой беде. До сих пор ходят слухи, как около века назад в лесах и топях что-то выло по ночам, а вскоре пробирающий до дрожи звук сменился куда более страшными сиренами и леденящим душу баритоном: «Внимание! Говорит Москва».
Многие убеждены – и перед Катастрофой замогильное вытье разносилось по округе. Его слышали в деревнях, хуторах и сторожках, построенных там, куда не успела добраться цивилизация с ее рациональностью и научным объяснением всего и вся, в крохотных оплотах человечества в дикой и до сих пор неизведанной природе, на зыбкой грани меж небылью и явью.
И вот, спустя долгие годы после гибели старого мира, когда, казалось, дела шли хуже некуда, ночную тишину вновь пронзил раскатистый рев, но уже не среди лесов и топей, а в шаге от последней твердыни человечества, где еще сохранились хоть какие-то намеки на закон и порядок.
Марк откинул одеяло и подошел к окну. В стекле отразилось бледное морщинистое лицо, слезящиеся глаза за линзами в роговой оправе обвили щупальца лопнувших сосудов. В свои пятьдесят пять Фельде дал бы фору молодым, но усталость и постоянный стресс год за годом отравляли тело и душу. А тут еще и треклятое завывание действовало на нервы. Врач жил на предпоследнем этаже – выше стояли аккумуляторные батареи, а на крыше – нестройные ряды жужжащих, тарахтящих и стрекочущих ветряков. Вот и получалось, что тихие спокойные ночи, когда не приходится вздрагивать от воплей, выстрелов или всего сразу, выдавались столь же часто, как и гроза
