добавил ещё несколько энергичных фраз, но Ваня их не расслышал. Виной тому оказался здоровенный бездомный котище, прыгнувший сверху на кусок картона, которым Ваня прикрывался от посторонних взглядов и атмосферных осадков. Тут уж стало не до акустического контроля.
Даже свита Обухова обратила внимание на странную возню, возникшую вдруг внутри мусорного контейнера. Телохранители выхватили стволы. Виновника торжества прикрыли пуленепробиваемым щитом, в который мгновенно трансформировался обыкновенный чемоданчик для бумаг.
Напряжение разрядилось лишь после того, как из контейнера выскочил лохматый одноглазый кот – типичный сказочный Базилио – и припустил вдоль по улице так, будто на нём горела шерсть.
Таких проколов в оперативной деятельности у Вани давно не случалось. А подвела его сущая мелочь: собираясь в засаду, маленький сыщик не выпил, как обычно, коньячка, запах которого отпугивал не только котов, но и крыс, а перекусил копчёной скумбрией. Вот голодный мурлыка и принял его за большую дохлую рыбину.
Явившись в загородный дом, о существовании которого не знали не то что партнёры по бизнесу, но даже налоговые органы, Обухов первым делом велел вызвать к себе человека, с которым связывал все надежды на оправдательный приговор. Обещание, полученное от особого отдела, он воспринимал как очередную провокацию мусоров, науськиваемых прокуратурой.
В комнате без окон, где при желании можно было переждать даже длительную осаду с применением отравляющих газов и зажигательных средств, уже был сервирован столик на двоих. Критически взглянув на него, Обухов приказал:
– Спиртное убрать! Что он обычно пьёт?
– Только воду из священного родника, – ответил начальник охраны. – Мы аж десять канистр с собой захватили.
– Налейте в графин… Кстати, как его зовут?
– Себя он называет… э-э-э… – Начальник охраны от натуги даже посинел. – Сафар Абу-Зейд ибн-Раис… Во как! На трезвую голову и не выговоришь… Но и на имя Сашка отзывается.
– Я вам покажу Сашку! – возмутился Обухов. – Никакого панибратства. Тут, может быть, моя судьба решается… Сюда его ведите.
– Слушаюсь!
Не прошло и пяти минут, как перед Обуховым предстал человек, уже вступивший в пору зрелости, но не растерявший юношеской порывистости. Одет он был более чем скромно, а обуви вообще не имел. Лишь его чалма сияла волшебной белизной, недоступной ни единому моющему средству.
Дерзкое лицо гостя покрывала жёсткая тёмная щетина, а в глубоко запавших глазах плясали опасные огоньки. Ничего восточного, кроме чалмы, в его облике не было, но в комнате как бы сразу повеяло дальними странами, чужим бытом, другой культурой.
Обухов в дружеском приветствии протянул через стол руку, но вошедший лишь сдержанно поклонился, коснувшись своего лица ладонями.
– Проходите к столу, присаживайтесь. – В поведении Обухова появилась так несвойственная ему суетливость. – Простите, что вас доставили сюда принудительным методом.
– На
