на одной ноге или попытки коснуться пальцем носа с закрытыми глазами. Я послушно выполняла все её команды, стараясь не концентрироваться на взволнованном выражении её лица. Мало ли? Может быть, что-нибудь личное.
Закончив осмотр, она стала расспрашивать меня о моём состоянии. Случались ли внезапные обмороки прежде, спазмы или болевые ощущения в какой-нибудь области, возможно, потеря координации или рвота. Я честно рассказала ей о том, что уже больше двух месяцев я регулярно просыпаюсь с невыносимым чувством тошноты, и чаще всего оно заканчивается рвотой в ванной. Рассказала о постоянных головных болях, внезапно появившейся светобоязни, острой реакции на резкие или громкие звуки. Сетовала на стресс и апатичность, быструю утомляемость, снижение работоспособности. Зачем-то рассказала ей о том случае на переговорах, когда внезапно «забыла» язык. Ничего не говоря в ответ, она что-то записала в карту и, отдав её мне, приказала пройти к офтальмологу.
Им оказался молодой мужчина, лет на пять-семь старше меня. Низкорослый, худощавый брюнет с бакенбардами взял мою карту и сразу же пригласил меня в «темнушку». Жестом приказав мне садиться на стул, находящийся напротив какого-то аппарата, он, листая карту под светом головного фонарика, задумчиво спросил: «Так это у Вас подозрение на опухоль мозга? Как давно появилась светобоязнь?» После слов «опухоль мозга» мой разум отказался воспринимать какую-либо информацию. Она эхом звенела в ушах, не давая мне ни единой возможности сфокусироваться на остальных словах. Лишь после того, как врач щёлкнул пальцами перед моим лицом и повторил вопрос в третий раз, я смогла вернуться к реальности. Промямлив что-то о двух месяцах, я поставила подбородок на держатель и стала выполнять команды доктора.
Закончив осмотр, он проводил меня обратно в свой кабинет и, усадив на стул, начал опрашивать. Выслушав подробный рассказ о взаимосвязи головной боли и светобоязни, он ознакомился с записями своей коллеги, после чего быстро чиркнул что-то в карточке и протянул её мне. Сказал, что мне нужно сделать томографию ещё раз. Я отправилась к нужному кабинету.
МРТ делали с контрастом. Казалось, длилось оно целую вечность.
Эта страшная машина, больше похожая на гроб изнутри, заставила все мои внутренности сжаться в единый комок. Я, кажется, даже дышать перестала. Она гудела и дребезжала, а я задыхалась от волнами накатывающей на меня паники. Никогда не замечала за собой клаустрофобии, но в этот раз что-то пошло не так. Не знаю, как мне удалось совладать с собой и не начать истерически плакать и сжимать данную мне грушу, чтобы дать сигнал диагностам о плохом самочувствии. Но я выдержала.
Когда исследование было окончено, я взяла свои вещи и вышла в коридор. Там ко мне подошла какая-то женщина и сказала, что в кабинете номер триста двадцать два меня ждет Рейджен. Кто такой этот самый «Рейджен», она не уточнила. Да я и не спрашивала. В голове всё настолько смешалось, что складывалось впечатление, будто там вместо мозга находится винегрет. Различные мысли сменяли друг друга, словно кадры немой старой хроники, вопросы множились со
