живую воду. Отвечая правильно. Ни одной ошибки.
На следующий день Елена принесла конверт с деньгами. Людмила Евгеньевна заглянула в него. Улыбнулась. И вдруг попросила всю сумму отдать на операцию мальчику из их школы. Протянула листочек с адресом:
– Им как раз не хватает.
Елена не спорила. Мальчик так мальчик. Спросила позже, почему, и услышала неожиданное:
– Я так почувствовала.
Людмила вообще много чувствовала. И доверяла этому. А руку мальчику отремонтировали в лучшем виде. Он вернулся к занятиям. Людмила Евгеньевна позже показала его Лене. Мол, смотри – играет. И как! Чудесно!
– Мы обе ему помогли. Здорово же?
Они занимались почти до момента Икс. Елена уже ушла в декрет. Учили детские песенки, колыбельные убаюкивающие и, наоборот, утренние бодрящие.
Елена тихо напевала по дороге в роддом, чем нервировала фельдшера «Скорой». Пела в зале на столе, чем удивляла видавших виды акушерку и врача.
У нее в душе распускались огненные цветы. В животе было очень горячо. Но совершенно ни капельки не больно.
Это называется самоанестезия. И у белых женщин считается огромной редкостью.
А вот в Америке индеанки, пока добрые янки их не покорили, не загнобили и не загнали в резервации, без боли рожали чуть ли не все поголовно. Может быть, легенды врут, конечно.
Елена быстро и также легко, без страданий родила и второго здорового ребенка. И третьего.
Пацаны все трое обожают голос мамы. Она почти любую работу по дому делает, напевая. И мечтает о дочке.
Офис? А зачем? Дела мужа так поперли в гору, что Елена сидит дома, занимается детьми, семьей, лишь немножко для карманных денег себе, да и чтобы профессию не забыть, настукивает по вечерам в программе на компе, ведет дела одной фирмы…
Муж говорит, что песни у его жены – волшебные. Поэтому ему и везет. Может, так и есть.
Натэла Зубченко. Алопетянка
Мир рассыпался в 15. Теперь она ненавидела ночи, забыв про спокойный сон. Ненавидела физкультуру, где ее тайна могла раскрыться в любой момент. Ненавидела игривый южный ветер, норовящий всем на свете показать, какой она стала. Она даже имя свое ненавидела. Венера. Богиня красоты. Смешно и горько.
Мама успокаивала, водила по врачам. Те радостно сверкали фальшивыми улыбками. Говорили, что все наладится. Вот еще эти витаминки. Вот эта процедурка. И еще одна, и еще. Ах, это все от стресса. Ах, сходите к психологу.
На первом курсе начались дикие головные боли. Она горько улыбалась, слушая привычное: «Ах, это все от стресса…» Куда же его деть, этот стресс? Если каждый пойманный взгляд взрывается внутри адреналином: «Что не так? Парик съехал? Теперь все знают?» Контроль. Тотальный контроль! Она так устала…
А еще она теперь не выносила рекламу и боялась мостов. С рекламных щитов на нее смотрели красотки с безупречными локонами. На мостах взгляд скользил вниз. Вода завораживала черной спокойной прохладой. И все чаще хотелось нырнуть в нее и забыть. Обо всем. Навсегда.
