и проходит моя личная жизнь, которая, как и у многих других, наполнена на сегодня различного рода страхами за свою собственную будущность, и, практически, доведена до ужаса под действием возникшей в нашей стране силы общей социальной напряженности.
Так что, прежде чем, соглашаться с мыслями своей души и своеобразно идти у них на поводу, мне самому нужно высвободиться от жизненной тяготы своего собственного тела, которое подчинено кое-какому труду и общей занятости в самом обычном бытовом смысле.
Так что, как говорится, в этих условиях не до какого-то там раздвоения, или какого-либо многочисленного расслоения личности, когда на настоящий момент времени речь может идти только просто о своеобразном выживании, и, причем не только меня самого, но и членов моей собственной семьи.
Всё это, так сказать, не отбеливает меня в ваших глазах, но, в то же время, даёт вам понять о том, что, прежде всего, лично я сам забочусь обо всех жизненно состоящих делах, и уже только потом, в выкроенное, при случае, время, могу предаться делам души, да и то с оглядкой на саму реально протекающую вокруг меня жизнь, ибо без нее, сами по себе, те же мысли души попросту никогда не осуществятся.
Так что, во всей своей жизненной и практической деятельности я делаю ставку всегда только на реальность и слагающиеся в той же реальности жизненные обстоятельства.
Мысли же души просто иногда приходят мне на помощь, если в ней, действительно, нуждается по-особому мое тело.
Этот факт, действительно, проверен временем и подтвержден самой моей жизнью.
Странность такого рода заключений на настоящий момент времени состоит в том, что только лично мне приходится своеобразно доказывать здравость и трезвость суждения своих мыслей, в то время, как неким другим лицам, занимающим весьма солидные должности, высокие государственные посты, или занимающихся какой-либо другой деятельностью, примерно такого же рода, как и я сам, этого вовсе не нужно делать.
Ибо, все их действия воспринимаются остальными людьми, как самые обычные, или вполне адекватные, и, причем не требуют каких-то дополнительных пояснений, или вполне очевидных доказательств своей здравости.
В том-то и заключается парадокс нашего времени, что так называемая сила чиновничьего повеления, или так обозначенная кабинетная сила, завсегда оказывается больше силы оказанного ему любого умственного сопротивления со стороны среды.
Что бы не услышали мои уши в нашей жизненной среде – оно вряд ли тяготеет по-настоящему к уму, а всё больше относится к стороне глупости.
Даже в самых заумных речах, как местных, так и других политиков, можно всегда обнаружить ту самую глупость, которая вполне очевидна, но которую, практически, никто не замечает, предоставляя право той самой глупости распространяться самой по себе.
А между тем, она воздействует на людей, ибо ум каждого земного человека сложен
