во взаимоотношения с ними – не в том смысле, чтобы заставить их созревать так, как этого хотелось бы нам, а в смысле познания того, чем они являются, в смысле работы с их шаблоном.
Есть одна история о Будде, которая повествует, как однажды он дал наставления известному мастеру игры на ситаре. Желая практиковать медитацию, музыкант спросил: «Нужно ли мне подчинить свой ум или нужно оставить его таким, каков он есть?» Будда ответил: «Вот ты – великий музыкант; так скажи мне, как ты настраиваешь струны своего инструмента?» Музыкант ответил: «Я натягиваю их не слишком сильно и не оставляю их слишком свободными». «Точно так же и в практике медитации, – сказал Будда, – ты не должен ничего навязывать уму насильно, однако не должен и позволять ему блуждать». Таково учение Будды. Мы предоставляем уму возможность быть таким, каков он есть, с полной открытостью, чувствуем поток энергии, не стараясь подчинить его, но и не позволяя ему полностью выйти из-под контроля; мы движемся вместе с энергией ума, следуя характеру её движения. Это и есть практика медитации.
В целом подобная практика необходима потому, что наша модель мышления, наш образ жизни во внешнем мире, очерченный рамками концепций, оказываются или чрезмерно манипулятивными, мы как бы навязываем их всему миру, или они становятся совсем уж безумными и бесконтрольными. Поэтому практика медитации должна начинаться с самого внешнего слоя «я», с отвлекающихся рассудочных мыслей, которые непрерывно проносятся сквозь ум, т. е. с нашей умственной болтовни. Владыки используют рассудочное мышление как первую линию обороны, как пешек в своих усилиях одурачить нас в этой партии. Чем больше мы порождаем мыслей, тем более занят наш ум, тем сильнее мы убеждены в собственном существовании. Поэтому Владыки непрестанно стараются активизировать эти мысли, сделать так, чтобы они постоянно набегали одна на другую, чтобы за ними нельзя было ничего рассмотреть. В подлинной медитации мы не имеем намерения создавать поток мыслей и не имеем намерения их подавлять. Мы просто даём им возможность возникать самопроизвольно и становиться выражением глубинного разума. Они становятся выражением точности и ясности пробуждённого состояния ума.
Если мы прорываемся сквозь препоны постоянного порождения перекрывающих друг друга мыслей, тогда Владыки прибегают к возбуждению эмоций, чтобы отвлекать нас. Возбуждающее, красочное, драматическое качество эмоций захватывает наше внимание, как будто мы смотрим увлекательный кинофильм. В практике медитации мы не поощряем эмоции и не подавляем их. Мы видим их со всей ясностью, даём им возможность быть такими, каковы они есть, – и благодаря этому более не позволяем им служить средством развлечения и отвлечения. Таким образом, они становятся неистощимым источником энергии для выполнения бескорыстного действия.
В отсутствие мыслей и эмоций Владыки пускают в ход ещё более мощное оружие – понятия. Присваивание обозначений явлениям
