Коль больно нужна тебе, так сегодня же и засватаем.
– Не пойдет, сказала. Критином обозвала. – Опустив голов еще ниже, пробурчал я себе под нос.
Дед засмеялся.
– Да, с этой зеленой дурехи, станется. Все нервы тебе вытреплет, пока твоей не будет, а подрастет посмереет. – Заключил он.
– И что мне делать? Как же мне добиться ее, коль я все уже перепробовал? – Бросил я взгляд на деда и тут же вспомнил, что сам же себя и выдал.
– А это чего у тебя с лицом, не уж то она тебя так отделала? – Встал глава семейства с ухмылкой со своего места.
– Частично. Защитник откуда-то нарисовался.
– Загубит тебя эта девка, ой загубит. Забудь ее внук, вот тебе мой совет. – Как то ласково сказал дед, сожалеющим тоном и похлопал меня по плечу.
– Не могу, дед, сколько не пытался, да только еще больше страсть во мне разгорается. – Повинился я и тяжело выдохнул.
– Страсть твоя промеж ног разгорается, – неодобрительно, покачал головой старший Бырцой. – Знаю, я сам такой был в молодости. Как только бабу на вкус пробовал, так и любовь вся на нет сходила. То-то ты, за этой малолеткой бегаешь, что не дает тебе, чего хочется, а как получишь, что надо, так и забудешь ее в миг.
На этих словах дед махнул рукой и вышел из дома. Я же отправился в кузнецу к брату, где приобщался к этому ремеслу, да и работа всегда отвлекала от посторонних мыслей. Но как бы ни пытался, не думать о Маришке, все же она не выходила у меня из головы и страшно, как хотелось завершить то, от чего меня отвлек этот оборванец сегодня утром. Кстати, откуда он взялся? И кто он вообще такой? Надо обязательно выяснить и при встрече «объяснить», что я не прощаю обидчиков.
Маришка.
Я не успела и шагу в дом сделать, как мать схватила меня за косы и начала тилипать из стороны в сторону.
– Ах, ты ж негодница, ах ты ж, бесстыжая. Где пропадала весь день? Я уже всю деревню оббежала, везде обыскалась. Признавайся, ты, что в лес ходила?
– Ой, ой, ей, ей. Ай, яй. Ой. Мамочка отпусти меня. Я у деда Микулэ была. Ему по хозяйству помогала.
– У тебя что, своих дел мало? Ты что не видела, что сереть к вечеру стало? Ты же знаешь, что места себе не нахожу, когда тебя дома нет. А если б задержалась до ночи? Ты понимаешь, что с тобой могло случиться, или ты думаешь, что люди после заката просто так из дома не выходят?
– Да знаю я. Только мне сдается, что страшными историями детей пугают, чтоб допоздна не засиживались. Вот я, например, никогда не видела в деревне упырей. Может, их и нет, вовсе? – Рассуждала я шепотом, закатив глаза.
– На себя, тебе и Штефану плевать, так хоть бы один из вас обо мне подумал, что я чувствую. Как сердце материнское за вас – детей болит. – Гневно выкрикивала мать, успевая стегать, уворачивающуюся меня дедовым кожаным ремнем, который она схватила с вешалки.
– Ах, вы ж паразиты, ах вы ж бестолочи.
