чуткую няню.
– Не накапать ли тебе сердечных капелек? – шепнула она украдкою.
– Спасибо, родная. – Василий Иванович поцеловал старушку во влажные глаза. – Мое сердце спокойно.
В семинарии жизнь потекла своим чередом. Беллавин с удовольствием бывал в гостях, радовался шуткам, сам умел сказать веселое словечко. В науках серьезный, в жизни легкий, собою красивый. По нему вздыхали, завидовали не ведомой никому избраннице.
И вдруг как гром с ясного неба: Беллавин подал преосвященному Гермогену прошение о пострижении в монашеский чин.
Добрый мудрый старец решил наречь инока Тихоном, во имя святителя Тихона Задонского. Местом пострижения назначил семинарскую церковь Трех Святителей. Церковь помещалась на втором этаже, и ректор, испугавшись, не проломится ли пол от множества народу, распорядился подпереть этаж надежными стойками.
Пострижение
– Если переменюсь я, переменится ли мир? Хотя бы на миллионную долю грана молекулы?
Василий Иванович задал себе этот безответный вопрос, подъезжая к дому семинарского товарища Царевского. И даже вздрогнул, когда Борис, вышедший встретить его, спросил, обнимая:
– Будет ли счастливей Россия оттого, что еще один талантливый, порядочный человек поменяет пиджак на рясу?
– Испытываешь мою смиренность? – улыбнулся Василий Иванович. – Думаешь, скажу: где же мне, сирому, поколебать громаду жизни? Но на самом деле твой вопрос о вере: и я, грешный, верую – моя молитва спасет Россию, ибо сопричастна молениям святых, на нашей земле просиявших.
– У тебя, вижу, настроение серьезное.
– О серьезном спрашиваешь.
– А у нас ныне весело. В фанты играли.
Сестра Бориса была на выданье, среди псковских красавиц она признавалась чуть ли не первою. Молодые люди толпою приезжали к Царевским на воскресные чаепития.
Василий Иванович угодил в эпицентр словесной бури. Всюду судили-рядили о голоде. Жесточайший неурожай поразил самые плодородные губернии России. Не говорить о беде, о народе, о судьбе империи почиталось неприличным.
Председателем комитета по сбору пожертвований и помощи голодающим император Александр III назначил цесаревича Николая. Дамы наперебой восторгались юностью, сердечностью председателя:
– Он такой чистый! Боже, какие у него ясные глаза! Святые! А лицо! В его лице такая приветливость, такое царственное спокойствие!
– Николай слишком молод, чтоб толково управиться со столь обширным несчастьем! – возразил дамам железнодорожный инженер. – Цесаревич и в нашем ведомстве большой распорядитель. Председатель комитета по строительству Сибирской железной дороги! Дороги от океана до океана. Не слишком ли много комитетов для человека двадцати трех лет от роду?
– Михаил стал царем в шестнадцать! – накинулись дамы на инженера. – А вы сами? Вы не старше его высочества,
