общий настрой, но откровенно не знала, как себя вести.
Ситуация изменилась после третьего бокала, когда я в состоянии безграничного счастья выводила за галстук Ромку на танцпол. Что уж там играла за музыка, остается на совести звуковика, на моей же – узкая юбка, бесстыдно ползущая вверх при любом мало-мальски широком расставлении ног, и высокий каблук, постоянно цепляющийся за покрытие.
«Черт бы побрал эти ботинки!!!»
А потом холод морозной ночи и дорога в душном такси до дома. Душно, потому что эмоции гоняют кровь куда более эффективно аспириносодержащих. Вы когда-нибудь видели жизнерадостного гипотоника? Вот и я не припомню. Хотя у оптимизма есть свои побочные явления, но не об этом сейчас… чуть позже.
Сейчас я просто приспустила окошко и жадно вдыхала прорывающийся сквозь узкую щель воздух. Он обжигающе колко хлестал по лицу. Знать бы наперед, сколько всего еще колкого и обжигающего будет приятным… Знать бы…
Я не спала уже вторые сутки.
Организм как будто перешел в автономный режим и существовал по инерции, при этом не отягощаясь сонливостью и ватностью мышления. Просто как-то контрастнее воспринималось все окружающее: острее звуки, уже картинки, четче краски. Но это не являлось побочным действием какого-либо из допингов, как могло показаться, просто организму не хотелось отключаться. И все.
Более активная деятельность сменялась менее активной, чего в принципе было достаточно. В подобном режиме проходило без малого два месяца.
Я не могу сказать, чтоб это особо отражалось на общем физическом состоянии. Напротив, мозг работал как атомный реактор, выбрасывая в кровь все новые и новые идеи, рассчитывая и анализируя их. Иногда, правда, хотелось есть. Иногда. В основном же аппетита не было. Кофе и кусок чего-нибудь глюкозосодержащего зачастую являлись основной, а порой и единственной пищей за сутки. И не вследствие каких-то насильственных ограничений, а банально в отсутствие желания.
Но отключки порой все же случались. Неконтролируемые. На пару-тройку десятков минут. Где-нибудь по дороге в автомобиле с напрочь выжженным кислородом из-за качающего кондиционера или во время особо увлекательного монолога утомительно постоянных клиентов.
Непонятным оставалось одно – на каких резервах я еще существовала.
С тех пор как мне выставили ночные смены, временной промежуток с пятницы по понедельник превратился для меня в единый монолит.
Передав журнал записей и прочую бумажную волокиту сменщице, я едва успевала доехать до дома, по дороге пожелав эксперту доброго утра, принять душ и выезжать за гостями. Порой не успевала и этого, если «ее величество сменщица Катерина» позволяла себе поспать именно в эту ночь несколько подольше и благополучно опоздать. В таком случае я летела на собрание прямо из салона и обязательно приспускала окно в машине, чтоб хоть немного
