к. Отворачиваюсь к стене, натягиваю простыню на голову. Простыня пахнет летом. А стена пахнет краской.
– Спи, малёк. Я сплю.
– Саш. Я же вижу – не спишь. Кто днём спит? Ну не понимаю я всех таких. Как можно днём летом спать? Сончас понапридумывали и над людьми опыты ставят! Я уже взрослый! Мне целых восемь лет. А они – спи. Сами спи…
День летний, жаркий, тягучий. Звенит в ухе этот день. Комаром звенит, звонком от велика, звенит пружиной кроватной. Это Валёк. Ворочается, заставляя кровать старую под ним тихонько позванивать. Ворочает не только себя Валёк, но и мысли в моей голове. Я эти мысли успокоил, уложил. А он опять своё – Саш!
Я двенадцать лет Саша! И кто этот сборный отряд собрал? В нём и мальки как Валёк и старшие как Вася-дылда, оглобля два метра ростом и четырнадцати лет отроду. Летний лагерь наш «Орлёнок» на это лето стал спортивным. Мы юные спортсмены со всех школ района. Самые лучшие. Все тут самые лучшие и сборный отряд.
В сборный отряд попали те, кто не на призовых местах, а так – четвёртые-десятые. Корпус, у них в лагере, видите ли, один оставался незанятый. Вот и собрали нас таких – всяких. И девчата в нашем сборном отряде есть, только их мало. Всего одна палата. Зато все занозы такие. Особенно, эта. Глазищи жёлтые – как у тигры. Зубы острые и язык как бритва. «Сашка – футбольная промокашка. Как ни пнёт – промашка!». Кричалку-обидку про меня придумала. Фря!
Команду она девчачью футбольную собирает. Капитан – юбка. А у самой – сандалии разные. Один синий левый, а второй красный левый и на правую ногу надет. Бомбардирша. Светка – в … руке ветка!
Это она всё мои мысли баламутит-мутит. Это из-за неё я сейчас на кровати лежу и на Валька почём зря злюсь.
Голова гудит, коленка болит. Крапивой обжалился – зудят, чешутся пальцы и точки белые вон. Где хватил рукой эту злюку-крапиву, чтоб другую злюку Светку проучить. А она только пятками сверкнула. Быстро бегает. Не догнать. И уже за дальней беседкой орать обидки свои стала. Чтоб все в лагере услышали. Что промазал я. По воротам пустым не попал. Коленку содрал и головой приложился об землю. Так, что будь здоров.
Луч солнца в стенку стукнулся, рассыпался на искры. Золотые точки. Как точки-чёртики золотистые скачут в глазах Светкиных тигриных. Когда я сквозь ресницы смотрю на неё. Тайком искоса. Чтоб только мне одному было видно эти злинки-смешинки.
Злится Светка, фыркает. Фырчит-бурчит, когда сандалии свои непослушные к ногам приноравливает. Эти сандалии у неё тоже как она – с характером. Правые развалились от бесконечных пинков по мячику, а левые пока не сдаются – из сил последних держатся, вредничают. Лямками путают, дырками задирают пальцы её. Пальцы Светкины не такие ловкие как ноги. Заусеницы, цыпки-царапки на них. В лазарете нашем уж всю зелёнку на руки эти извели.
Слезинка по носу моему катится. Солёная, жаркая. Чертит полоску жгучую. В рот попала, щиплет. Это губа рассаднилась. Как зуб ещё не выбил. Когда головой падал – всю щёку разодрал правую.
Не хочу, чтоб Валёк слезы мои видел. Они душные, не понятные мне. То ли от боли зудящей, то ли от тихой радости, что Светка есть. Такая…
Натянул простынку ещё глубже на голову. Остынь, остывай голова! Никто не должен щёки твои красные видеть.
– Спи, малёк. Я сплю.
***
А так было здорово в начале. Это я сейчас уж приврал, что не рад отряду сборному. Рад! Прыгал по коридору, скакал. Когда в школе объявили, что добор в «Орлёнок» идёт и нас футболистов, что «почётное» шестое место в районе заняли, туда возьмут. Не всех, конечно, а только троих. Но я – то капитан. Меня взяли. И Витьку-вратаря и Ивана. Нас же все в школе знают – три мушкетёра. Мы и команду школьную по футболу созвали.
Отец, когда чемодан собирал мне, почему-то хмурился всё. И на дверь входную нашу поглядывал. Будто ждал чего-то. Ну, а мне невдомёк – что за думка-тревога, я колесом ещё прошёлся – так радостно на душе. Целый месяц футбола. И с друзьями моими Витькой и Ванькой. Вместе.
Машина от нашей школы в лагерь уходила. Мы в кузове с чемоданами пристроились. Ванька мяч взял. Он у нас аккуратист, ну просто страшный. Мячик у него всегда чистый, даже блестит. И сам Ванька блестит. У него очки такие смешные круглые на дужках-пружинках. Когда он в футбол играет – он снимает их и всё защуривается. Я хохочу – говорю всегда: «Ты, Ваня, так и загоришь на лицо в складочку. Будешь как индеец коричневый – с белыми полосками!».
А Витька у нас самый весёлый. Он белый и пушистый, как одуванчик. Волосы чуть отрастут, сразу распушаются вокруг его головы и выгорают добела под первыми лучиками весеннего солнышка. Брови и ресницы тоже напрочь выгорают. И остаются на конопатом Витькином лице только два голубых глаза и рыжие веснушки, разбросанные щедро по лбу, носу, щекам и даже по ушам. Шея у Витьки тощая и длинная. Сейчас как раз солнышко за его затылком светит. В такт ухабам и кочкам качается на ножке светящийся одуванчик
