от рассказа.
– По мне, это прекрасный пример человеческого двуличия, – сказал Алексей Дмитриевич. – Втерся в доверие к доктору, изобразив сумасшедшего, и облегчил себе жизнь. Таких надо сразу вешать на первом в фонарном столбе. Чем он лучше Грабаря?!
– Друзья, давайте не будем спорить! – сказал Андрей Евгеньевич. – Никодим, налейте ещё по чарочке и я вам лучше расскажу про урядника.
– Про какого такого урядника? – пробасил с улыбкой Никодим. – Не про моего ли бывшего командира?
– Может и про вашего. – сказал доктор. – Вот слушайте. Выходит, значит, урядник из кабака. Пьяный в дымягу! Спускается с крыльца, отвязывает коня, кое-как вдевает ногу в стремя, кричит: «А теперь помогайте, Святые угодники!» Оттолкнулся, перелетел через седло и… шлеп на другую сторону. Сидит на земле и бурчит: « Да вы что? Ну не все же сразу!»
Дружный хохот разорвал тишину избы, что даже Серёжа проснулся:
– Никодимка! Что случилось?
Никодим шагнул к постели Сергея, подоткнул одеяло и сказал:
– Все хорошо, сынок! Спи, ясный сокол! Мы тихо…
Никодим довольно долго вёл лошадь вдоль насыпи железной дороги, пока не вышел на нужную просеку. Дальше идти было уже привычнее. Хотя его лошадь не испытывала трудностей. Шла напролом, будто знала куда хочется хозяину. Действительно, через некоторое время, вышли на привычную для лесного жителя дорогу-просеку. Никодим всматривался под ноги лошади, но никаких примет того, что здесь проходили люди, не находил. Обычно следы сохраняются в течение нескольких дней. Неужели пошли другим путём?!
Ответ нашёлся через несколько вёрст. Все трое каторжан лежали на одной поляне. Да это и не поляна была вовсе, так, небольшое расширение на просеке. По той картине, в которой были раскиданы тела каторжан, было понятно, что здесь поработал зверь. Никодим слез с лошади и подошел поближе, снимая с плеча карабин. Он обошел поляну, но ничего подозрительного не заметил. Взялся за осмотр тел.
У всех троих были покусаны конечности – несчастные пытались сопротивляться. У Феди оторвана голова, конечности переломаны, внутренности выедены. У остальных вид был не лучше. Сиплого зверь таскал больше всех, его было невозможно узнать – одежда изодрана, нет ни одного живого места на теле. «Похоже, „хозяин“ поработал», – подумал Никодим.
Чему он был удивлен, так это тому, что третий из беглецов был все еще жив. Из оторванной культи ноги сочилась кровь, которую он пытался остановить, завязав ремнем. Но это, к сожалению, мало помогало. Никодим приблизился к нему. Услышав звуки, пробивающиеся через кровавое месиво на лице, Иван пристально смотрел на него единственным глазом, пытаясь что-то сказать.
– Мед… ведь… – наконец пробился звук, булькнув кровью во рту.
– Ты молчи, молчи, болезный… Нельзя разговаривать!
– Я… всё… конец… – сказал Иван.
