аромата спелых ягод она сама вот-вот потеряет сознание. Командир съел несколько клубничин и взмолился.
– Симочка, прошу, забери ты эти ягоды!
Сима взяла тарелку и вышла в коридор. Положила одну ягоду на язык и медленно раздавила ее небом. Сразу вспомнился Бобруйск, где летом на столе каждый день стояла полная миска, присыпанных сахаром ягод… Мама потянулась за второй клубничиной. Но тут вспомнила о Тонином сыне, восьмилетнем Вите, который уже несколько дней не вставал с кровати. Люди, пережившие блокаду, хорошо знали, что это значит, когда человек ослабев, терял интерес к жизни и начинал медленно угасать. Сима отдала тарелку Тоне, и та отнесла клубнику сыну.
Мама рассказывала эту историю легко, со смехом – мол, вон как ловко она провела командира. Но я представляю, какое сражение с собой она выдержала, когда не стала есть ягоды, и отдала их Тоне. Мне очень хотелось рассказать об этом красавцу майору. Но мама, поняв мое желание, покачала головой: не надо. Я подняла бокал и выпила за свою маму.
ГЛАВА 3. ЕФИМ КУТНЕР.
Через несколько дней после отправки из Ленинграда, почтальон принес Лизино письмо в дом сестер Сухих. Прочитав его, Фая пригласила к себе в комнату сестер и их мужей: Феликса – мужа Цили и Борю – мужа Мани, а муж тети Ривы Григорий погиб в апреле сорок пятого под Кенигсбергом.
О нем в Бобруйске ходили легенды.
Двухметровый гигант, простодушный, как ребенок, он работал в артеле – занимался извозом. До войны, если человеку надо было перевести вещи, или какой-нибудь организаци – доставить до места назначения свой товар, то заказывали не машину – они в Бобруйске были на перечет – а телегу. Ввозчиком все просили, Григори – знали, он не только отвезет, но и погрузит, и, приехав на место, поможет разгрузить. Это не входило в его обязанности, но денег за это он не брал. Помогал людям бескорыстно, по доброте душевной. Если Григорий начинал какое-то дело, то останавливался только когда закончивал. Он не знал, что такое усталость. Разгрузив пятьдесят мешков с зерном, с удивлением смотрел на жену, которая говорила:
– Передохнул бы ты, Гриша.
– Перенесу оставшиеся пятьдесят, тогда и поесть можно.
Ел он, так же, как работал – без устали. Рассказывали, что однажды Григорию, в благодарность за помощь, подарили два мешка груш. Гриша повез их домой, детям, но путь был неблизкий, и Григорий ехал целую ночь. Задумавшись, он съел оба мешка.
– Сколько в тебя может влезть? – спрашивала Ривека.
– Не знаю, – отвечал Гриша, – Не пробовал.
Сам он говорил, что, когда работает или ест, то задумывается, а задумавшись, забывается. В гостях Ривеке приходилось следить, чтобы муж “не забывался”. Увидев, что он “задумался” и тянется за пятым куском пирога, толкала его ногой под столом. Без жены Гриша в гости не ходил.
Силы он был невиданной – мог играючи поднять груженую телегу. Жалея лошадь, выпрягал свою Роднулю и вставал на ее место. “Задумавшись”, мог тащить телегу несколько часов, не чувствуя усталости. Ривека жаловалась, что Роднулю
