приехавший погостить, я ими не работаю. Мой зал в городе. У меня даже малейшего представления нет о чуши, которую ты несешь, потому пожалуйста, уходи. Спасибо тебе за портмоне, я тебе заплачу чуть позже, когда приведу себя в порядок и мы встретимся в школе, но тебе тут больше быть нельзя. Уходи.
Пропал единственный повод установить с ним близкий контакт.
Какая же я дура. Мне вдруг стало так горько и паршиво на душе, что слезы на глаза навернулись. Я понимала, что он отвергал меня, и гнал от себя поганой метлой, не желая иметь со мной никаких дел. Какая же я была дура! Все было испорчено и пущено псу под хвост. Мне очень не хотелось с ним расставаться, не хотелось томно смотреть ему в спину в школе, не обмениваясь даже словом, не хотелось быть брошенной в его клетку с горюющими женщинами, до которых ему не было ни малейшего дела. Я с чего-то вдруг так сильно захотела его внимания, что была готова сейчас же со слезами отчаяния броситься ему на крепкую шею. Видимо, тяжесть расставания обострила мои чувства, ведь я так и не получила желаемого.
– Я не могу! – выдала я в исступлении, уже не контролируя себя. – Не могу!
– Что ты не можешь? – напряженно спросил Маркус, посмотревший на меня с какой-то особой тяжестью, но эта была не тяжесть раздражения, а тяжесть сочувствия. Ему было меня жалко – вот что я отчетливо поняла. Еще жалости мне не хватало. Да лучше смерть, чем жалость! Жалость это бесчестие! Жалость это унижение! Жалость это позор! Жалость от того, кто тебе нравился – это ужасная боль…. – Скарлет, уходи. Тебе больше нельзя здесь….
С грохотом дверь в гараж просто разлетелась в щепки, ее словно выломали тараном снаружи. Я удивилась настолько, что онемела и чуть не потеряла челюсть, а Маркус, напротив, напрягся, зрачки его расширились, он бросился ко мне и прикрыл спиной, внимательно наблюдая за воротами.
В помещение уверенной походкой вошел тот самый мутный блондин, Шон, в сопровождении тех же двух подростков. Когда он вцепился в меня мрачным взглядом, то Маркус посмотрел на него так, что будь я на месте Шона, то обделалась бы. Взгляд Маркуса сделался жесткий, как сталь. От чувства предстоящих разборок у меня безумно заколотилось сердце, а еще…. Еще, я вдруг испугалась, что Маркус пострадал бы.
– Ты охренел? – возмущенно пробасил Маркус. – Стучать не пробовал?
– А так ты не поймешь, чего мне хочется, и на что я готов ради этого пойти, – с усмешкой ответил Шон, легкомысленно пожав плечами. – Ты же знаешь, зачем я тут, и знаешь, почему. Девчонку на бочку. Ибо договор, Маркус, договор между Восставшими и Совершенными. Ты ведь о нем не забыл?
– Не забыл, – кивнул Маркус. Ну, все. «Теперь, – думала я,– он меня точно отдаст!», но не тут то было. Маркус стоял передо мной, как непреодолимая скала, и я даже не понимала, что не позволяло ему просто избавиться от меня. – Но ее я вам не отдам. Уходите по-хорошему.
– Слушай….
– Достал! Просто зарежем кобеля и заберем сучку! Ты посмотри! Он действует как тупое животное!
