любители острых впечатлений из разных регионов, чтобы сфотографировать НЛО, которые, по слухам, частенько зависают в этих краях.
Таких баек и быличек мне вспоминалось немало. Иной раз я серьёзно задумывался над тем, чтобы собрать альманах людиновских страшных историй, услышанных и подслушанных – видят небеса, интересная книга могла бы получиться. Но сейчас, при свете дня, они казались чем-то вроде несерьёзных бабкиных сказок. Моё воображение занимали прелестные виды, проплывавшие мимо нас…
Я видел бесконечные поля, поросшие хмызником, которые в преддверии осени уже начали желтеть, приобретая табачный оттенок; над травой висела едва-различимая паутинная хмарь, соблазнявшая притормозить, отставить своего железного коня в сторону и просто рухнуть в эту душистую сенную мягкость, утопая в звенящей прозрачности августовского неба. Солнце стояло высоко, но не было зноя, как на пике июля, и только от непрерывного кручения педалей (особенно когда мы ехали в гору по просёлку) по всему телу выступал пот, а после кратких привалов, когда я вновь начинал движение, ветерок обдувал промокшую рубаху, и это было настоящее блаженство. А за полями начинались рощицы, которые переходили в лес, и здесь, в тенистой тишине, нарушаемой лишь скрипом педалей, особенно хорошо думалось о чём-то своём – быть может, о будущем… или о том, что могло бы быть когда-то, но не было, а может, и было, но я не заметил…
Куда-то неслись километры из-под колёс, пространство, как лента рулетки, бодро отматывалось невидимой рукой, и это, пожалуй, было самым зримым воплощением самой идеи времени – не остановимого и неповторимого.
А после того как мы разбили бивак на берегу пруда на окраине Чёрного Потока (бивак – это, хех-хе, громко сказано для огня в мангале и нескольких пакетов с сосисками и овощами – но мне просто нравится это слово), пошли на песчаную косу. И тут уж никаких преувеличений. Коса была самая настоящая! Пруд, видимо, спустили недавно, и образовалась узкая полоска из песка, местами напоминавшая мне окрестности недавно виденной янтарной Куршской. И мы бродили там, и фоткали, и фоткались сами, и было что-то с трудом выразимое во всей этой картине; надо было отойти чуть подальше, чтобы увидеть, как солнечные блики пляшут на воде, как осколки зеркал, а сквозь деревья доносятся отражённые зайчики, и в ярко-насыщенной небесной сини, думалось, можно было бесследно растворить бочку самой густой нефти, и всё равно бы на небосводе не осталось ни единого пятнышка.
Звучит как заезженная пластинка – все эти громкие слова вроде чуда или волшебства, и я не старался дать определения тому, что видел. Слова болтались где-то там, в глубине, словно голуби в клетке, и даже не просились наружу, как будто понимали – тут они бессильны. Посему я стоял на песчаной косе, подставив лицо солнцу, и просто ловил ощущения, которые рождались каждую секунду. Вдох-выдох, вдох-выдох, и пульс отзывался гудением крови в ушах, и хотелось опуститься на прогретую землю, закрыть глаза,
